— Эй! Эй! — завопил Никишка, карабкаясь из багажника в салон, где ради ящиков были убраны задние сиденья. — Эй!
Он знал, что такое ручник, и хотел, повиснув на нем, остановить машину. Однако был схвачен невесть откуда взявшимся Тришкой.
— Я те дам останавливать! — Тришка облапил врага и заорал: — Форвардс, Олд Расти, форвардс!
— О-кей! — откликнулся откуда-то из мотора гремлин.
Едва не снеся ворота, машина вылетела на шоссе. Тришка бросился на руль, повис, карабкаясь по баранке, как обезьяна, и заставляя ее поворачиваться. Машина сделала размашистый разворот и понеслась прямиком к городу.
— Форвардс, Олд Расти! — вопил Тришка, лягая Никишку изо всех сил.
— Да что ты, умом тронулся?! — взвыл Никишка, наконец схлопотав пяткой по зубам. — Слыханное ли дело — хозяйскую машину угонять?!
— Слиханное, слыханное… — Тришка соскочил на переднее сиденье. — Ну, теперь только прямо да прямо, это я помню. И попробуй пикни! Я ведь тут не один. У меня в моторе знаешь сколько народу сидит?
— В моторе?!
— Ага. Олд Расти, хау а ю?
— Сплендид! — отозвался гремлин.
— Слышал?
— Ага… — потерянно произнес Никишка. — Ну, будет мне…
— Сам виноват, — резонно заметил Тришка. — А теперь давай корми меня. Я из-за тебя мешок с провизией утратил? Утратил! Пошли, я знаю, где ты свои припасы прячешь.
Он столкнул Никишку на пол и сам прыгнул следом. На в щели между стенкой и ящиком оказался не только спичечный коробок с дневным пайком. Там еще лежал сильно недовольный путешествием еж…
— Это что еще такое? — грозно спросил Тришка.
— Что-что! Обратно везти велели! — плаксиво отвечал Никишка. — Его здешнему лешему показали, леший говорит: не мой, да и порченый, везите, откуда взяли! А лешего ослушаться — раскаешься! Елпидифор Паисьич с ребятами его обратно сюда загнал… А я что?.. Разве это мой еж?.. А они не слушают!..
— Ну и куда повезешь?
— В лес велели!
— Ну, вези! — дозволил Тришка. — Как мы до места доедем — так и вези.
— Да как же я?! — взвыл Никишка.
— А как знаешь. Не моя печаль.
И точно — это лишь домовихам положено святую жалость проявлять, а домовой при нужде может быть очень даже безжалостным. Поэтому Тришка пригрозил врагу, что в случае нытья не ежа, а его самого выкинет на обочине — и иди потом братайся с лешим!
Конечно, можно было остановить машину и наконец избавиться от ежа — но Тришка не хотел сбивать гремлина с настроения. В кои-то веки бездельник пустил в ход знания — а в технике он разбирался лучше всякого шофера и наловчился так ее портить, что никакой автосервис концов сыскать не мог.
Поэтому он хмуро молчал, держа на физиономии очень нехорошее выражение, чтобы Никишка с глупостями не лез.
А потом на помощь пришел гремлин — попросил сесть на руль, потому что скоро, похоже, начнутся повороты. Уж как он догадался — Тришка не понял, да и понимать не желал. Однако Олд Расти оказался прав — машина въехала в город. Тут уж обстановка была такова, что домовой за рулем просто бы не управился.
— Стоп, Олд Расти, стоп, стоп! — закричал Тришка. — Летс гоу он фут! Пока в какой-нибудь мэрс не впилились!
До Тришкиного дома было, может, еще очень даже далеко. Но машина уже шла по городской улице, вокруг стояли дома, в них жили домовые — значит, было у кого спросить дорогу.
Машина встала, Тришка выкатился из багажника и понесся к капоту, откуда должен был выскочить Олд Расти.
— Трифон Орентьевич! Не погуби! — раздалось вслед.
— Ничего с тобой не сделается! — бросил через плечо Тришка. И добавил глумливо: — Вопишь, как баба, а еще жениться собрался! Тоже мне жених!
— Хай! — крикнул, выпрыгивая на асфальт, гремлин.
— Хай! — весело отвечал Тришка. — Фоллоу ми! Форвардс!
Проблукав сколько положено, потыкав бумажку с адресом в нос пяти домовым, двум чердачным, четверым подвальным и незнамо скольки автомобильным, Тришка довел-таки гремлина до своего дома. Тут и призадумался.
Показывать Олд Расти старикам было опасно. Его иностранный вид и неумение говорить внятно могли сослужить дурную службу — старики поперли бы находку прочь со двора. Поэтому Тришка вразумил гремлина посидеть до темноты в дыре кирпичной стенки, что огораживала мусорные контейнеры. Сам же пошел докладывать о возвращении.
Прямо у контейнеров он же и снарядился — открыл железный патрончик, запустил туда маленького, но очень шустрого таракана, все это увязал в тряпицу, закинул узелок за спину, приобретя вид странника, несущего ценную добычу.
Он осознавал, что умение врать — не лучшее из всех возможных приобретений, но иного выхода не было — не возвращаться же гремлину обратно в деревню, где запас жалости Анисьи Гордеевны был исчерпан навсегда, и не помирать же ему голодной смертью.
Дедушка Мартын Фомич молча кинулся обнимать и целовать внука.
— Ну, как? — наконец дражащим голоском спросил он.
— Ну, принес. Вот он. Гляди, не открывай. Мне старые домовые с наговором дали — пока не заглядываешь, Молчок там сидит, заглянешь — а его уже и нет.
— Ищь ты! — восхитился дед. — А каков он из себя?
— Мне не показали.
Видя дедово огорчение, Тришка добавил:
— Но я уж исхитрился, краем глаза глянул.
— Ну и как?