Читаем Домзак полностью

Но старик лишь молча махнул рукой, призывая поторопиться. Они ускорили шаг, но люди-тени стремительно обгоняли их, не издавая ни звука. Не было слышно даже шарканья их ног. Огромная толпа спускалась в ложбину, вытягиваясь в некое подобие очереди, упиравшейся в подножие башни. И, как ни спешили Байрон со стариком, они оказались в хвосте этой очереди.

- Подождем, - сказал старик.

- Чего? - не понял Байрон, которого тянуло к источавшей тепло башне.

- Чего и остальные ждут, - ответил старик.

Байрон не ощущал течения времени. Он просто следовал за стариком, который время от времени делал шажок-другой вперед. Когда до башни оставалось шагов десять-пятнадцать, старик пропустил Байрона вперед, и Байрон воспринял это как должное и не стал задавать вопросов.

Уже замерев в дверном проеме и не испытывая иного желания, как поскорее оказаться внутри, Байрон вдруг обернулся к старику. Тот молился, сунув нательный крестик в рот.

- Вот оно что, - устало проговорил Байрон. - Значит, я предпоследний. А если ты последний, значит, ты Бог?

- Если вы так считаете, то мне не остается ничего другого, как последовать за тобой.

- За что же я сподобился этого тепла? Этой благодати? Я воевал на двух неправедных войнах, обманывал женщин, убивал людей - неужели это все не в счет?

- В счет, значит, хотя это и не нам решать. Сподобился и сподобился. Но, если хочешь, мы можем поменяться местами. Это ничего не изменит. Ничего, кроме номера.

- Номера? И какой же у меня будет номер?

- Двести девяносто пятый, - твердо проговорил старик. - Лишний ты.

- Как это лишний? - обиделся Байрон. - Мне хорошо тут, хоть я и не знаю, чем заслужил...

- Еще заслужишь. - Оливия, пахнущая парным после душа телом, склонилась над ним со шприцем. - Вставай, милый. Пора. Сними-ка трусы... так, это не больно...

- Что ты колешь? - встрепенулся Байрон.

- От этого не умирают даже лошади.

Спускаясь в душевую, он вполуха прислушивался к перебранке Майи Михайловны с Нилой ("Но ведь ты же не сделаешь отбивные под грибным соусом!" "Котлетками обошлись бы, Господи, все ж обходятся!" "И ведром винегрета!"), пытаясь угадать, что же ему ввела Оливия. Только бы не морфин.

Он с удовольствием принял ванну, побрился и надел причитающиеся случаю черные брюки и темную рубашку. Бросив через руку дюжину галстуков, подошел к окну. Во дворе Александр Зиновьевич, присев на корточки, прилаживал к радиатору лимузина траурный венок. Рубашка его потемнела от пота. Байрон глянул на термометр, пристроенный в тени оконной рамы, и решил, что к такому случаю лучше всего подойдет галстук-бабочка. Черное к черному.

Торопливо постучав, вошла мать.

- Сейчас прибудут помощники. Столы расставить, стулья, зеркала завесить каким-нибудь тряпьем и тэ пэ. Автобус придет в полдень. В двенадцать ровно, - уточнила она. - Перчатки не шокируют?

На ней были черные перчатки по локоть, шляпа с широкими краями и вуалью. И, конечно же, туфли на высоких тонких каблуках.

- Отлично, - одобрил Байрон ее наряд. - Я тут собрался заняться чистописанием... Ну, хочу на всякий про всякий завещание написать.

- Байрон! - Она растерялась. - Ты это серьезно?

- Разумеется. И потом, у меня какие-то дурные предчувствия... Извини, зря я тебе про предчувствия...

- В такой день у всех дурные предчувствия. Но завещание... Байрон!

- Ма, не трать время! - Он с улыбкой поцеловал ей руку. - У вас же с Оливией куча дел. А тут какая-то бумажка... Ну! Чтобы тебя успокоить, обещаю сочинить завещание в стихах. Тебе что больше по нраву? Онегинская строфа или Дантевы терцины?

- Ты какой-то возбужденный, Байрон... Ну ладно, делай что хочешь. Да не забудь позавтракать поплотнее!

Дверь за нею захлопнулась.

Байрон поискал в комоде, в ящиках маленького письменного стола, но ни бумаги, ни даже карандаша не обнаружил. И потом, кто же это завещание карандашом пишет!

После завтрака - Нила угощала тайком нажаренными котлетами - и солидной рюмки домашней душистой он со стаканом мятного чая поднялся к Диане.

Она встретила его в ночной сорочке до пят и черной шляпке с узкими полями.

- Если я в таком виде явлюсь на кладбище, его полезная площадь увеличится, как ты думаешь? Ты мне чай принес! Ах ты мой лапочка!

Но что-то в ее тоне насторожило Байрона. Поставив чашку на компьютерный столик, он внимательно посмотрел на Диану.

- Матушка с тобой поговорила?

- Поговорила. - Поддернув сорочку, она отшвырнула домашние туфли подальше. - Сказала, что если я еще хоть раз залезу в твою постель, она собственными руками...

- В черных перчатках по локти! - Байрон послал ей воздушный поцелуй. У тебя, кстати, есть черные перчатки?

- Есть. - Она села на табурет, выставив голые колени. - Ты потрахаться или по делу? У меня, к твоему сведению, сегодня менструация. Ниагара!

- Никак не могу найти ни бумаги, ни ручки. Документ нужно составить.

- Потрогай мой нос! Да у тебя руки дрожат! - Она вскочила. - Звучит, может, глупее глупого, но я вовсе не желаю ссориться ни с Майей Михайловной, ни с кем бы то ни было еще из семейства Тавлинских!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука / Проза