Дон-Кихот. До свидания, о Дульсинея Тобосская, благороднейшая из благородных. Ты сама не знаешь, как ты прекрасна и как несчастна. С утра до ночи надрываешься ты — так сделал Фрестон, и никто не благодарит тебя за труд. Нет. Только бранят да учат… О, проклятый волшебник! Клянусь — не вложу я меча в ножны, пока не сниму чары с тебя, о любовь моя единственная, дама моего сердца, Дульсинея Тобосская!
4.
Санчо Панса — здоровенный, веселый, краснолицый крестьянин лет сорока — работает, стучит молотком, приклепывает старательно забрало к рыцарскому шлему. Дон-Кихот восседает возле на скамейке, вынесенной для него из дома Санчо. У ног рыцаря развалился кудлатый щенок и жмурится от наслаждения — рыцарь почесывает ему бок кончиком своего меча.
Дон-Кихот. Более упрямого человека, чем ты, не найти в целой Ламанче. Я приказываю тебе — отвечай!
Санчо. Очень хочется, сеньор, ответить — да. Так хочется, что просто еле удерживаюсь. Скажите мне несколько слов на рыцарском языке — и я соглашусь, пожалуй.
Дон-Кихот. Слушай же, что напишут о нас с тобой, если завтра на рассвете выберемся мы из села на поиски подвигов и приключений
Санчо. О, чтоб я околел, до чего красиво!
Дон-Кихот. «Едва, повторяю, совершилось все это в небесах и лесах, как знаменитый рыцарь Дон-Кихот Ламанчский вскочил на славного своего коня, по имени Росинант, и, сопровождаемый верным и доблестным оруженосцем, по имени Санчо Панса…»
Санчо
Дон-Кихот. «…помчался по просторам Ламанчи злодеям на устрашение, страждущим на утешение».
Санчо
Дон-Кихот внимательно разглядывает шлем с приделанным к нему забралом. Возвращает его Санчо.
Дон-Кихот. Надень!
Санчо
Дон-Кихот. Сядь на пенек.
Санчо. Сел.
Рыцарь заносит меч над головой оруженосца, но тот легко, словно мячик, отлетает в сторону. Снимает шлем торопливо.
Санчо. Э, нет, сеньор! Я не раз ходил с вами на охоту, знаю, какая у вас тяжелая рука.
Дон-Кихот. Надень шлем.
Санчо. Хорошо, сеньор. Я надену. Только потом. Для начала испробуем шлем без моей головы. Побереглась корова — и век жила здорова.
Дон-Кихот. Чудак! В книге о подвигах рыцаря Амадиса Галльского нашел я состав волшебного зелья, делающего доспехи непробиваемыми. И сварил его. И втер в шлем целую бутыль. Ты что ж, не веришь рыцарским романам?
Санчо. Как можно не верить, а только для начала положим шлем сюда, на дубовую скамейку. А теперь, сеньор, с богом!
Дон-Кихот примеривается и наносит по шлему сокрушительный удар.
Санчо охает, схватившись за голову.
Меч рыцаря раскалывает шлем, словно орех, и надвое разбивает толстую дубовую скамейку.
Санчо. Сеньор! Вы не обижайтесь, а только я не поеду. Подумать надо, не обижайтесь, сеньор. Баба к тому же не отпускает, баба и море переспорит, от бабы и святой не открестится, бабы сам папа боится, от бабы и солнце садится.
Дон-Кихот. Санчо!
Санчо. К тому же неизвестно, какое вы мне положите жалованье.
Дон-Кихот. Есть о чем говорить! Я назначу тебя губернатором первого же острова, который завоюю. И месяца не пройдет, как будешь ты на своем острове управлять и издавать законы…
Санчо. Вот этого мне давно хочется.
Дон-Кихот. И ездить в карете, и есть и пить на золоте.
Санчо. Есть и пить мне тоже хочется. Эх! Была не была! Когда ехать, сеньор?
Дон-Кихот. Завтра на рассвете!
Санчо. Будь по-вашему, едем!
5.
Рассветает.
Дон-Кихот, в полном рыцарском вооружении, но с обнаженной головой, верхом на очень тощем и высоком коне, выезжает с проселочной дороги на большую — широкую-широкую, прорезанную глубокими колеями.
Санчо на маленьком сером ослике следует за ним.
Выехав на большую дорогу, Дон-Кихот внимательно, строго, по-охотничьи оглядывается из-под руки.
Ищет подвигов.
И ничего не обнаружив, пришпоривает Росинанта.
Дон-Кихот. Скорее, скорее! Промедление наше наносит ущерб всему человеческому роду.
И с этими словами вылетает он из седла через голову Росинанта, ибо тот попадает передними ногами в глубокую рытвину.
Прежде чем Санчо успевает прийти на помощь своему повелителю, тот — уже в седле и несется вперед по дороге как ни в чем не бывало.
Санчо. Проклятая рытвина!
Дон-Кихот. Нет, Санчо, виновата здесь не рытвина.