- Ненавижу тебя! - цедит сквозь зубы Мигель с тихой, непримиримой ненавистью. - Ненавижу смертельно. Ненавижу за то, что ты долгие годы отказывал мне в человеческом счастье. Ненавижу за то, что, дав однажды познать его, сейчас же отнял и нанес мне такой удар, от которого и умереть нельзя, и жить невозможно...
Затих монастырь.
Тишина обдает Мигеля холодом, терзают стоны долгих секунд в темноте. Ни жить, ни умереть...
Сон так и не пришел к нему, и вот занялся новый мучительный день.
Мигель бродит по монастырю, съеживается перед крестами, отводит взоры от всех символов бога, скользит по саду, лишний, бесполезный среди трудящихся монахов - тень с черной сердцевиной, полуживой среди живых, полумертвец у могил. Как противоположность тихому и скромному счастью монахов остро ощутил Мигель отчаянный разлад в душе своей. Смотри - мирно, как овцы на пастбище, живут здесь служители бога, покоряясь ему. Ах, как завидую я им за то, что их лица так спокойны, ибо моя кровь горит еще всем тем же жгучим пламенем...
Так, наверное, выглядит рай. Там царит мир и покой, и души праведников и взятых на милость в сладостном умиротворении приближены к лику бога. Твоя душа, Хиролама, среди них. Тебе, без сомнения, суждена была вечная жизнь. Если пойти за тобой - не найду тебя. Не встречусь с тобой. Потому что мой удел - отверженье.
Живой, я ближе к тебе, чем если бы умер. Не хочу больше умереть. Хочу жить воспоминанием о тебе. Пойду туда, где погребено твое тело, чтоб быть вблизи от тебя.
Настоятель ласково выслушал желание Мигеля вернуться в Севилью. Приказал запрячь повозку, и Бенедикт проводил его до города.
У Хересских ворот он простился, отказавшись от гостеприимства Мигеля.
- Спасибо, сыне, дай бог покоя тебе.
* * *
Давно я не видел тебя, город, и возвращаюсь, сокрушенный. Тяжек мне здесь каждый шаг. Что ни ступенька в моем доме, то болезненный укол. Как холодно мне в пустых комнатах. Как отчаянно я одинок...
А, зеркало! Лицо заросшее, осунувшееся. Это я. Но в глубине твоей, зеркало, я вижу отблеск ее очей. В нем сохранилось отражение ее губ, время забыло его в тебе...
Эти места, напоминая о ней, будут пробуждать во мне боль и сладость.
Пускай! Все-таки в ароматах твоих, город, я ощущаю ее дыхание, в движениях твоей жизни нахожу ее движения, в твоих звуках слышу ее голос.
Никогда больше я не уйду отсюда. Она здесь, здесь должен быть и я.
Мигель заперся, не принимая никого.
Общественное мнение Севильи расколото, как бывало всегда.
Одни забыли о своей ненависти и, узнав об отчаянии Мигеля, жалеют его. Другие подозревают его в притворстве и радуются его страданиям. Третьи же, сомневающиеся, качают головой, предвещая, что близок день, когда в Мигеля снова вселится дьявол и вернет его к греховной жизни.
Женщины охотятся за ним, надеясь привлечь его. Мужчины соблазняют приключениями.
Однажды вечером старая компания Мигеля ворвалась в его дом с гитарами, с развеселой песней.
Он вышел им навстречу.
Они разом стихли, в ужасе смотрят в ледяное, окаменевшее лицо, в глаза, неподвижно глядящие сквозь них вдаль.
Попятившись, они удалились.
- Как изменился! Это не он...
- Он больше похож на мертвеца, чем на живого.
- Глаза его жгут и леденят одновременно.
- Уж не помешался ли?..
- Как я живу, спрашиваешь? - Мигель обнимает Мурильо. - Лучше спроси почему я еще жив. Каким чудом еще существую...
Мурильо прослезился, оплакивая его тоску.
- Я все время ощущаю ее присутствие, и это удерживает меня при жизни. Что будет, когда выветрятся последние остатки ее аромата, рассеется последняя волна ее тепла из платьев, когда опустеет глубина зеркала и исчезнет отблеск ее лица в нем - что будет тогда, не знаю.
- А я принес тебе подарок, Мигель, - сказал Мурильо, снимая покров с картины, которую внес за ним слуга.
Комнату озарило изображение удивительно прекрасного лица.
Мигель затрепетал, неспособный вымолвить ни слова. Сделав усилие, пробормотал, потрясенный:
- Хиролама!..
- Непорочное зачатие, - тихо молвил художник.
Лик Мадонны - совершенной формы овал под черными прядями волос, большие глаза сияют, прекрасный рот хранит мягкое выражение и все вместе дышит очарованием, которого не высказать человеческой речью.
- О, спасибо, Бартоломе! Никогда не забуду...
Мигель опустился на колени перед картиной и долго стоял так, не замечая, что Мурильо ушел. Оставил его наедине с картиной.
Часами не отрывает Мигель взора от изображения, и постепенно радость его переходит в печаль. Эта женщина - уже не жена его. Это - Мадонна. Паря в облаках, удаляется от меня. Принадлежит уже не мне одному. Отчуждается. Ах, я теряю тебя!
И боль пронзает сердце.
* * *
После долгих недель отшельнической жизни Мигель вышел из дворца.
Равнодушно идет он по улице, носящей название Гробовая. На пересечении ее с улицей Смерти плеча его легонько коснулась женская рука.
Женщина обогнала его, и в то же мгновение он узнал в ней Хироламу - вот она идет впереди, в платье зеленого бархата, с непокрытой головой...
Кровь остановилась.
- О, возвращается! Вернулась ко мне!
И он зовет ее по имени, спешит за ней... Но и она ускоряет шаг.