— Ваши замечания неуместны, мистер Грант, — с достоинством произнёс Форг. — Всё это касается только меня и моего отца. Если вы хотели попросить у меня прощения, вам следовало подождать более подходящего момента.
Донал ничего не ответил. Он просто посчитал себя обязанным выразить сочувствие и поддержку своему врагу, когда тот оказался прав. Граф же был в недоумении. Его единственный союзник перешёл на сторону противника! Он схватил стоявший на столике стакан и отпил из него. Потом он какое — то время молчал, по — видимому, превозмогая боль и усталость, и наконец сказал:
— Мистер Грант, я хотел бы с вами поговорить. Форг, выйди из комнаты!
— Ваша светлость, — возразил лорд Форг, — вы приказываете мне выйти для того, чтобы поговорить с человеком, чьё присутствие рядом с вами наносит мне смертельное оскорбление!
— А мне как раз показалось, что он на твоей стороне! — едко заметил граф.
— Да и разве могло быть иначе? Однако до сих пор мистер Грант неизменно выказывал себя человеком благородным, и я хотел бы переговорить с ним с глазу на глаз. Поэтому ещё раз прошу тебя оставить нас наедине.
Это было сказано очень вежливо, но в голосе графа послышались железные властные нотки, и сын не осмелился ему перечить.
— Я рад, что он покорился, — сказал граф, как только за спиной лорда Форга закрылась дверь. — Иначе я попросил бы вас выставить его вон. Вы сделали бы это для меня?
— Во всяком случае, попытался бы.
— Благодарю вас. А ведь всего минуту назад вы встали на его сторону против меня.
— Я встал на сторону девушки — и на сторону его собственной чести, ваша светлость.
— Полно вам, мистер Грант! Я понимаю вашу предубеждённость и с самого начала не ожидал, что вы отнесётесь к этому делу так же, как я. Я даже рад, что человек с такими здравыми принципами занимается обучением и воспитанием моего младшего сына. Мне ясно как день, в чём состоял бы долг молодого человека вашего круга по отношению к девушке того же круга. Однако для Форга с его положением и титулом это было бы настоящей погибелью. У способного и образованного человека вроде вас найдётся сотня способов заработать себе на жизнь. Однако для того, кто обременён титулом и не имеет средств для его поддержания, женитьба на такой девушке будет означать нищету, карточные долги, голод, склоки, грязь… Это же самоубийство!
— Ваша светлость, — ответил Донал, — как только мужчина признаётся женщине в любви, будь она даже так же невежественна и низка по положению, как сама праматерь Ева, никакие титулы и положения в обществе уже не имеют никакого значения; всякое различие между ними упраздняется.
Граф резко усмехнулся.
— А вы могли бы стать неплохим адвокатом, мистер Грант! Но если бы вы так же часто, как я, сталкивались с последствиями подобных мезальянсов, то наверняка изменили бы свою точку зрения. Зарубите себе на носу: этой женитьбе не бывать, клянусь Богом! Как? Неужели я стал бы спокойно сидеть и рассуждать обо всём этом, если бы существовала хоть малейшая возможность того, что Форг действительно свяжет себя столь нелепым браком? Если бы я не знал, что эта свадьба не может состояться и никогда не состоится? Мальчишка настоящий дурак, и я ему это докажу! Он у меня в кулаке, связан по рукам и ногам! Он и не догадывается об этом и не знает о том, что безраздельно находится в моей власти, но это правда: одно слово, и он обезоружен! Потрудитесь передать ему мои слова. Я повторяю, что этой глупой свадьбе не бывать! Пусть я и болен, но ещё не умалился до положения бессловесного родителя!
Он достал какую — то бутылочку, налил из неё несколько капель, долил в стакан воды, выпил и заговорил:
— Так, теперь девчонка. Кто обо всём этом знает?
— Насколько я знаю, никто кроме её деда. Он пришёл в замок узнать, как у неё дела, и был со мной, когда мы наткнулись на них в саду.
— Значит, об этом беспокоиться нечего. И прошу вас никому об этом не говорить, даже миссис Брукс. Пусть эти молодые дураки делают что хотят.
— Я не могу этого допустить, ваша светлость.
— Это ещё почему? Вы — то здесь при чём?
— Я друг её семьи, ваша светлость.
— Ну вот ещё, новости! Не городите чепухи! Им — то что за дело до всего этого? И потом, всё будет в порядке. Утрясётся само собой, вот увидите. Право, мне даже жаль, что вы вмешались. Надо было оставить всё как есть и не обращать на это внимания.
— Ваша светлость, — сказал Донал, — я не могу выслушивать подобные речи.
— Я прошу от вас очень немногого, мистер Грант. Вы ведь не станете вмешиваться? Обещаете, что не станете?
— Нет.
— Благодарю вас.
— Нет, ваша светлость, вы меня не поняли. Я не могу дать подобного обещания. А вмешиваться буду, обязательно буду. Как именно, я пока не знаю, но приложу все усилия, чтобы спасти девушку.
— И погубить древний благородный род! Об этом вы не думаете?
— Честь вашего рода лучше всего сохранится именно в этой девушке, ваша светлость!
— Да будьте вы прокляты! Вы что же, проповедовать мне собираетесь?
Несмотря на яростные слова графа Донал заметил, что в глазах у него мелькнуло почти умоляющее выражение.