Донал Грант

— А вот вы представьте себе, сэр, как вы надеваете старые, знакомые башмаки, которые нигде не жмут, нигде не натирают и которые вам так отменно починили, что носить — не сносить! Разве это не то же самое, что заново увидеть давнее благословение, о котором вы раньше и не думали?

С этими словами сапожник на секунду поднял своё маленькое морщинистое лицо. Его весело посверкивающие глаза встретились с глазами бывшего пастуха, и тот увидел в них родственную душу, такую же необычную и чудну`ю. Старый мастер принадлежал к извечному братству тех христиан — философов, которые внешне оторваны друг от друга на годы и неизмеримые расстояния, но внутренне единомысленны и неотделимы от себе подобных. Самобытность в таких людях трудится рука об руку с терпением, свободно и неторопливо совершая своё дело. Во взгляде сапожника Донал увидел созревшую душу, выглядывающую из своего временного жилища и готовую по первому зову кинуться в солнечный свет новой жизни. Несколько мгновений он не шевелясь смотрел на своего нового знакомого мудрыми, прозорливыми глазами. Ему показалось, что они знакомы уже много лет.

Сапожник снова поднял голову и посмотрел на него.

— Вижу, вам тоже нужна моя помощь, — сказал он, добродушно кивая на босые ноги Донала.

— Точно так, — ответил Донал. — Не успел я от дома отойти, как оторвалась подошва, но не возвращаться же? Вот и пришлось топать босиком.

— И вы, должно быть, поблагодарили Господа за давнее, но новое благословение — за то, что вы и родились, и выросли с самыми настоящими подошвами, да ещё и своими, не покупными!

— По правде говоря, — ответил Донал, — мне и в самом деле есть за что Его благодарить. Столько всего вокруг хорошего! Неудивительно, что обо многих из этих благословений я просто забываю. Но я благодарен вам за напоминание — и спасибо Господу за то, что Он дал мне крепкие ноги!

Он снял со спины мешок, развязал тесёмки и протянул развалившийся башмак сапожнику. Тот присвистнул.

— Да — а… Что называется, душа от тела отлетела, — протянул он, неспешно и деловито рассматривая башмак со всех сторон.

— Ага, — согласился Донал. — Без воскрешения, пожалуй, не обойтись.

— И шутки — то у вас, сэр, старые! Только хорошая шутка не износится, пока рядом с нею живут поэзия и правда!

«Ну, кто теперь скажет, что это не Божьих рук дело? — подумал про себя Донал. — Я — то думал, что у меня просто башмак порвался, а Господь через этот башмак дал мне такого чудного друга!»

Тем временем сапожник продолжал внимательно разглядывать башмаки.

— Может, их уже и чинить не стоит? — немного обеспокоенно спросил Донал.

— Чинить — то стоит, пока кожа стежок держит, — ответил старик. — Только вот не знаю, что мне спросить с вас за работу. Ведь дело тут не только в том, сколько у меня на это уйдёт времени. Надо ещё подумать, сколько вы эти башмаки проносите. Не могу же я брать за работу больше, чем она того стоит! Вот починю я вам башмак, возьму шиллинг, а от башмака проку всего на шесть пенсов. Да вы, как я погляжу, больше и заплатить — то мне не сможете. Нет, так нельзя! Только вот в чём загвоздка: чем дряхлее башмак и чем меньше он вам прослужит после починки, тем больше над ним приходится корпеть!

— Сколько вы над ним сидите, столько и нужно спрашивать.

— Значит, когда ко мне придёт бедняк, у которого больше и надеть — то нечего, придётся ему сказать, что его овчинка выделки не стоит. А ведь людям такое слышать тяжко, особенно тем, у кого ноги не такие крепкие, как у вас!

— Но разве так заработаешь на хлеб? — спросил Донал.

— Об этом я не беспокоюсь. Обо мне есть кому позаботиться.

— И кто же о вас заботится, если не секрет? — поинтересовался Донал, уже угадывая ответ.

— Ну, Сам Он, правда, не сапожник, но когда — то был плотником, а теперь Он среди нас, мастеровых, самый главный, всему Глава. И если Он чего не выносит, так это скряжничества!

Сапожник замолчал, но Донал ничего не ответил, и через минуту он опять заговорил:

— Если кто ради блага ближнего берёт с него меньше, чем положено, тому и награда будет больше, когда придёт время отправляться домой. А тому, кто хватает всё, что руки загребут, Он скажет: «Значит, о себе заботился? Ну так и продолжай, ты уже получил свою награду. Только ко Мне не подходи, Я не знаю тебя»… А что делать с вашими башмаками, сэр, ума не приложу. Они ещё вам послужат, и я с радостью за них возьмусь, но ведь завтра воскресенье. Другие — то у вас есть?

— Нет, пока не привезут сундук. Только вряд ли его привезут до понедельника или даже до вторника.

— И как же вы тогда пойдёте в церковь?

— Да я не особенно беспокоюсь о том, чтобы каждое воскресенье непременно бывать в церкви. Но если бы я и хотел пойти в церковь или чувствовал, что должен туда пойти, неужели вы думаете, что босые ноги удержали бы меня дома? Неужели я побоюсь, что Господь оскорбится, увидев ноги, которые Он Сам же и сотворил?

Сапожник подхватил башмак с оторванной подошвой и тут же принялся за него.