Донал Грант

Она посмотрела на него с жалостью и, немного помолчав, спросила:

— Если снова окажешься в наших краях, зайдешь ко мне в дом, не пройдёшь мимо?

— Не пройду, — пообещал Донал, попрощался и с благодарным сердцем отправился дальше.

Вскоре он вышел на широкую вересковую пустошь и остановился. У обочины лежал большой камень. Донал присел на него и начал размышлять.

«Быть таким, как прежде, я больше не могу, — думал он. — Самые сокровенные мысли и мечты мои ушли навсегда. Даже думать больше не могу, как думал когда — то. Всё померкло. Как человеку жить, когда жизнь покидает его? Но я ведь ещё живой, оттого — то и трудно! Вот если бы я умер… Нет, я же не знаю, что там, на той стороне… Пожалуй, и там было бы нелегко, хотя, наверное, кое — что было бы попроще и получше. Только что это я? Надо жить! Выбора у меня нет. Я же не сам себя сотворил, так что не мне решать, когда жить, когда умирать. Да я и не осмелюсь на такое никогда… Только перед тем, как отправиться в путь, надо решить, что я буду за человек? Если таким, как раньше, оставаться не получается, то что теперь? Каким я буду — меньше или больше прежнего? Это дело надо решить раз и навсегда, чтобы впредь не метаться и не томиться…

Нет, тут и разговора нет! Если цепляться за прошлое, то и его потеряешь, и будущее. Да и как мне потом смотреть ей в глаза, если из — за неё я стану хуже и малодушнее? Разве можно, чтобы такая милая барышня винила себя в том, что из — за неё я сломался и превратился в жалкое ничтожество? И потом, не только о ней речь. Даже если Бог не захотел дать мне то, чего я желал, разве Он перестал из — за этого быть моим Господом? Повстречать такую прекрасную барышню — настоящее чудо, а полюбить её — воистину дар небесный. Так неужели я буду сидеть и скрежетать зубами от злости из — за того, что Он не позволил мне на ней жениться? Вот уж это было бы самой настоящей чёрной неблагодарностью! Неужто я буду с Ним спорить и доказывать, что она должна быть моей? Ведь мне было отказано ничуть не больше, чем тому же Фергюсу. И разве бывает жизнь без разочарований? Из них, кстати, тоже много добра выходит! Так чего же я дуюсь? Даже если на сердце тяжко и горько, это ещё не значит, что надо носиться со своим горем, как ребёнок с порезанным пальцем. Нечего садиться на обочине и плакать над разбитой любовью. Надо идти дальше.

И потом, почему я должен страдать меньше всех других людей? Ведь я точно такой же, как все. И даже в горе вовсе не обязательно ходить хмурым и угрюмым. В конце концов, Самому Господу однажды пришлось надеть на Себя венец страданий!.. Эх, где — то вы сейчас, милая моя барышня, голубка моя? Одно мне утешение: полюбили — то вы того, кто намного лучше и достойнее меня. Кабы не это, не знаю, выдержал бы я такую муку или нет. Ну, у вас — то теперь всё будет хорошо, так что хоть об этом мне горевать не надо. Тоже неплохое утешение. Эх, Господи, как бы мне забраться к Тебе на небеса и сорвать хоть цветочек из Твоего сада, где на деревьях растут листья для исцеления всех народов на белом свете! [2] Я ведь всё прекрасно понимаю: единственное лекарство от всякого зла и беды — это жизнь, ещё больше и полнее прежней, ещё выше и лучше той, что ушла навсегда. Вот и всё! Если нынешнее горе принесёт мне такую жизнь — что ж, значит, мне должно принять его как обычное страдание, бывающее при всяком рождении. И при рождении свыше тоже — только тут больно не только матери, но и ребёнку. Наверное, в том — то и есть различие, когда человек на земле рождается, а когда на небесах.

Что ж, видно, придётся начинать всё сначала. Прошлого не вернёшь, так что пусть оно себе уходит, как вчерашний сон. Только каким он всё — таки был замечательным! И ведь кажется, он и сейчас совсем рядом, только оглянись! Но нет, нельзя. Нельзя ни оглядываться, ни смотреть, ни забыть. Как, бывает, приснится вода под лунным светом, в котором нет ни тепла, ни радости… Нет, негоже человеку днём и ночью грезить тем, о чём тоскует его душа! Ой, Господи, дай мне силы и благослови меня по Своей благой воле. На кого мне полагаться, как не на Тебя? Ты один мне и отец, и мать, и дед, и все остальные, ведь это Ты дал мне всех, кто у меня есть!