Донбасс

Биография героев неразрывно переплетается с биографией страны. Не случайно их самостоятельная жизнь начинается в тот переломный год, когда вся страна "готовилась для рывка в будущее". Весьма рельефно показывает автор духовный и физический рост своих персонажей, начищая от их появления на шахте и вплоть до середины 1935 года, когда они начинают готовиться к рекорду. Впечатляюще передает Горбатов новые характерные черты советских рабочих, выпестованные за годы первых пятилеток. Устами своего лирического героя, журналиста Сергея Бажанова, писатель удивленно-радостно восклицает: "Передо мной сидели трое молодых рабочих, и они мне были незнакомы и недоступны. Я таких раньше не знал. У них были золотые руки мастеровых, и гордость пролетариев, и энтузиазм ударников. Но они уже не были ни пролетариями, ни мастеровыми, ни вчерашними ударниками. Это были совсем новые люди".

Именно в сознании этих новых людей, разных и непохожих, зарождаются думы "для шахты", "для всеобщей пользы". Смутные догадки и мечты: о тесноте в забое, о спрямлении уступов, об удвоении добычи и т. п. почти одновременно волнуют и коренного донбассовца Митю Закорко, и неофита Сергея Очеретина, и кадровых горняков братьев Закорлюк, и Прокопа Лесняка и многих других. Потому-то так неудержимо влечет к себе выношенная Андреем Воронько идея: "…лаву спрямить, уступы ликвидировать и дать всю лаву забойщику. Пусть он в полную силу рубает, а за ним крепильщики крепят…"

Дерзостная простота и мудрость этой идеи покоряют людей, стимулируют стремление реализовать, испытать ее в деле. Но Стаханов опередил горняков "Крутой Марии", подтвердив правомерность исканий, пробудив множество откликов. Всколыхнулся океан народной страсти, народной инициативы, повергнувший привычные нормы и традиции. В итоге: "на каждой шахте появились свои герои, и уже не только забойщики, но и машинисты врубовок, коногоны, проходчики, бутчики, слесари. Возникали все новые и новые имена и немедленно становились знаменитыми… Славы на всех хватало".

Поняв сам, Горбатов вдохновенно передал изумительную мощь стахановского почина: "Шахтер, вырубивший за смену шесть железнодорожных вагонов угля, действительно показался сначала былинным богатырем, новым Ильей Муромцем; сперва даже не верилось, что обыкновенный человек может совершить такое. Но рекорд Стаханова был тотчас же перекрыт, и сразу на нескольких шахтах, пламя соревнования перекинулось с шахты на заводы и фабрики, стало известно о делах кузнеца Бусыгина, ткачих Виноградовых, обувщика Сметанина, — и, слушая эти вести, каждый рабочий человек почувствовал, как и в нем самом разгорается богатырский дух, как и к нему приходит озарение".

Так актуальнейшая идея современности вызрела в недрах рабочих масс, овладела ими, одухотворила их и превратилась в несокрушимую силу.

Более полувека тому, в дни своей "забойской" юности, Горбатов мечтал о том, что "когда-нибудь… из наших рядов, в результате долгой и упорной работы и учебы, вырастет большой пролетарский писатель", что вырастет он "из вороха корявых и неотесанных рабкоровских произведений", что "родится он в маленькой комнатке рабочего клуба, где занималась заводская или рудничная ячейка "Забоя", что отцом его явится "коногон, мелом на вагонетке царапающий свои первые стихи".

Горбатов успел при жизни воочию увидеть воплощение своей заветной мечты. С его участием в недрах "Забоя" выросли крупные пролетарские писатели, достойно прославившие родной Донбасс и свою социалистическую Родину.

Рано, в расцвете творческих сил многогранного, неповторимого таланта ушел из жизни Борис Горбатов. Ушел, оставив современникам и потомкам прекрасные произведения, богатый личный опыт и завещанное друзьям-литераторам правило: "…каждую страницу четыре-пять раз переписать, работать над каждым словом, над каждой мыслью, над каждым образом, над композицией, над сюжетом, — работать, как шахтер, как грузчик, ибо это не только такой же почетный, но и такой же тяжелый труд".

Погибшие в бою герои-солдаты в знак высшей оценки их доблести навечно остаются в строю своих родных подразделений. Так же навечно и Борис Горбатов остается в строю многонациональной советской литературы.

М. Диченсков,

кандидат филологических наук.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Жили два товарища

1

Жили два товарища. Одного звали Виктором, другого Андреем. В 1930 году им обоим вместе было тридцать пять лет.

— Уже лист желтеет! — с досадой сказал Виктор и показал на Псёл: кленовые листья плыли по реке. — Пора и решаться, брат!

Андрей только молча пожал плечами.

Они оба долго и с завистью глядели, как плывет по реке, покачиваясь и кружась, желтый лапчатый кленовый лист — все вниз, все вниз, к морю. Он плывет, а они все сидят на месте.

Они были ровесники, жили на одной улице, в школе сидели за одной партой. У них были общие учебники, общие голуби, общие мечты. Им и в голову не пришло бы, что дороги у них могут быть разные.

— Нет, надо ехать, ехать! — говорили они друг другу каждое утро и каждый вечер. А все не трогались с места.