Донбасская повесть

На голос не отвечаем, нечего воздух словами сотрясать. Не получив ответа, голос смолк. Автоматные очереди на время прекратились. Приходит мысль: «Видно решают, что с нами делать – в плен брать, или гранатами забросать?», а может быть, они тоже ждут сумеречной густоты, чтобы подобраться к нам поближе. Всё, возможно, ничего нельзя ни отрицать, или брать за аксиому. Как говорится – война план покажет. Пользуюсь затишьем, лежу, прикидываю разные варианты выхода из плачевной ситуации. А вечер уже накрыл нас своим серым одеялом, навалившись сверху, перешагнул и пошёл дальше на восток. Заметно стемнело. Нацики снова зашевелились, стали стрелять, только уже не прицельно, а по направлению. Чувствуем, что Тарасы приближаются. И вдруг, в истоме ожидания неизбежного, ощущаю рядом шевеление и подёргивание меня за ногу, и сразу слышу детский голос:

– Дядя! Дядя!… Я за вами. Ползите за мной.

По голосу мальчишке было не более двенадцати лет. Потом это подтвердилось. Откуда он здесь взялся? Не сидел же он в липняке, когда мы сюда отступали. Этого не может быть. Да и чего ему здесь делать?

– Вы, дядя, торопитесь. Иначе совсем худо будет, – слышу я нетерпеливый голос и ещё более нетерпеливое подёргивание за ногу, – последний лаз закроют и всё.

Раздумывать некогда. Передаю по цепочке команду «следовать за мной» и начинаю ползти вслед за мальчишкой, благо его чёрная куртка с серым рисунком кошки на спине, немного выделяется на фоне молочно-коричневой мути. Наш проводник иногда останавливается, прислушивается, затем двигается дальше. В начале, ползём по ложбинке, всем телом вдавливаясь в углубление водотока, затем ложбинка закончилась, и мы уже передвигаемся по глубокой узкой канаве, заросшей густой травой. Сверху трава переплелась, образовав сплошной полог. Здесь мальчишка передвигается особенно осторожно. Слева до меня доносится украинская мова. Говорят совсем рядом, почти над нами, значит, ползём под самым носом у противника. Остановились, чего-то выжидаем. Снова ползём. Травяной полог над нами прервался. Вот мальчонка привстал и кубарем метнулся в сторону. Мы устремились за ним. Нацики продолжают стрелять, но не по нам, а по ложбинке, в которой мы только что были. Скоро они поймут, что нас в ней нет и тогда…

Продолжаем следовать за нашим спасителем. Мы тенями скользим по исковерканному снарядами лугу, спотыкаемся, падаем, встаём и снова бежим. Слово «бежим» здесь не подходит. Бежать не получается, есть раненые, они быстро передвигаться не могут. Через километр, раненые выдохлись совсем. Пытаемся им помогать, но тщетно, силы на исходе, падаем на землю и лежим, шумно вдыхая холодеющий воздух. Смотрю в ту сторону, где мы только что были. Стрельба там ещё идёт. И вдруг, слышим – взрывы. «Всё же решили забросать ложбину гранатами, – мелькнула в голове мысль. – Страхуются. Думали, что мы экономим патроны, потому и не стреляем. А на-ка выкуси, нас там уже нет».