Донбасский декамерон

«Одесса была удивительна в тот год невообразимым смешением людей. Одесские мелкие биржевые игроки и спекулянты, так называемые лапетутники, стушевались перед нашествием наглых и жестоких спекулянтов, бежавших, как они сами злобно говорили, из “Совдепии”.

Лапетутники только горько вздыхали – кончилась патриархальная жизнь, когда в кафе у Фанкони целый месяц переходила из рук в руки, то падая, то подымаясь в цене и давая людям заработать “на разнице”, одна и та же затертая железнодорожная накладная на вагон лимонной кислоты в Архангельске».

Просто «Геркулес» какой-то ильфо-петровский на горизонте вырисовывается, сразу ясно, откуда взялись и «пикейные жилеты», и Берлага, и зиц-председатель Фунт. С той самой Одессы, только согретой лучами НЭПа.

Читали Бабеля? Про Беню Крика и прочих персонажей гангстерской саги? Так у Паустовского есть про них как бы продолжение их послереволюционной жизни:

«Три тысячи бандитов с Молдаванки во главе с Мишей Япончиком грабили лениво, вразвалку, неохотно. Бандиты были пресыщены прошлыми баснословными грабежами. Им хотелось отдохнуть от своего хлопотливого дела. Они больше острили, чем грабили».

Или вот рассказ о вечной одесской (да и крымской, донбасской и т. д.) беде: нехватке воды – лапидарно, но красок и не надобно:

«В то время в Одессе было очень плохо с водой. Ее качали из Днестра за шестьдесят километров. Водокачка на Днестре едва дышала. Ее много раз обстреливали разные банды. Город все время висел на волоске – ничего не стоило оставить его совсем без воды.

Вода в трубах бывала, да и то не всегда, только в самых низких по отношению к морю кварталах города. В эти счастливые кварталы тянулись с рассвета до позднего вечера вереницы людей со всей Одессы с ведрами, кувшинами и чайниками».

Хотите той Одессы – найдете ее у Паустовского, а мы пойдем дальше. И дойдем-таки до моего несчастного Донбасса.

Во время Первой мировой войны Константин Паустовский потерял двух братьев: армейские офицеры-добровольцы, они погибли в один день.

Сам Константин Георгиевич по сильной близорукости смог пойти на войну только санитаром в поезде, перевозившем раненых. С 1916‑го после ранения осколком снаряда он работает приемщиком снарядов на военных заводах Юга России – в Екатеринославле и Таганроге.

Не миновала его и Юзовка, где как раз в тот год правительство и Общество Путиловских заводов, секвестрированное правительством из-за саботажа военных заказов армии, построили огромный завод по выпуску снарядов. Так и хочется поерничать: «имени Паустовского».

Паустовский, который был отправлен в Юзовку чуть не в ссылку за несанкционированную поездку в Севастополь, о которой чуть позже.

Юзовка (или, как ее ошибочно называл тогда Паустовский, Юзово) не радовала будущего писателя. В письме своей невесте Екатерине Загорской он так описал свое свидание с будущей столицей Донбасса:

«В глубокой яме, в выжженной степи, в туманах пыли – грязное, полуеврейское Юзово. Заводы и шахты. Желтое небо и черные от копоти люди, дома, деревья, лошади. Гиблое место. А завод напоминает одну из самых суровых и мрачных грез Верхарна».

В «гиблом месте» он застрял на несколько недель, хотя рассчитывал на десять дней. Благодаря этому обстоятельству мы имеем замечательный рассказ «Гостиница “Великобритания”», который столь же хорош, сколь и неприятен, хотя типы, в нем выведенные, – превосходны и реалистичны. Наблюдательность Константина Георгиевича оставила нам и яркие социальные срезы Юзовки:

«Трудно было сразу понять, кто населял Юзовку. Невозмутимый швейцар из гостиницы объяснил мне, что это “подлипалы” – скупщики поношенных вещей, мелкие ростовщики, базарные торговки, кулачье, шинкари и шинкарки, кормившиеся около окрестных рабочих и шахтерских поселков».

Тут нет никакого противоречия, поскольку швейцар рассказал новенькому про, собственно, Юзовку – местечко, существовавшее отдельно от многочисленных заводских и шахтерских поселков, всех этих Александровок, Григорьевок, Масловок и Семеновок, Рыковок и «Веток», позже составивших новый город Сталино (Донецк).

Паустовский оставил нам и картину поселковых нравов:

«С неба сыпалась жирная сажа. Из-за дыма и сажи в Юзовке исчез белый цвет. Все, чему полагалось быть белым, приобретало грязный, серый цвет с желтыми разводами. Серые занавески, наволочки и простыни в гостинице, серые рубахи, наконец, вместо белых серые лошади, кошки и собаки. В Юзовке почти не бывало дождей, и жаркий ветер днем и ночью завивал мусор, штыб и куриный пух.

Все улицы и дворы были засыпаны шелухой от подсолнухов. Особенно много ее накапливалось после праздников. Грызть подсолнухи называлось по-местному “лузгать”. Лузгало все население. Редко можно было встретить местного жителя без прилипшей к подбородку подсолнечной шелухи.