Донбасский Разлом

купишь билет – город уйдёт, пройдёшь границу – закроешь капкан. все эти буквы – просто помёт, только сукровица вскрывшихся ран.

* * *

и сегодня ты, как вчера, не позвонишь, не напишешь, не встретишься. только окурок останется от утра, только вонь той клетки, в которой мечешься

залюбуешься птицами – упадёшь, ощетинишь голос хриплым рыданием. снег растаял, всё – лужа, что ж,

это всё глобальное промокание…

расстели чёрную, что вороново крыло, ночь и багрянцем самоубийства выцвети. но зудящее «я» не прочь медленнее умирание выстроить.

нехотя ковыляешь к автоответчику, там сообщение, что война. а в тебе убивать уже некого, нечего, ты и сам себя размозжил сполна.

разглядеть бы последнее сизое утро, взглядом поймать бы последний рассвет… но ты сегодня решишь, что трудно и незачем жить до тридцати лет.

9 декабря 2014-го

* * *

на другой стороне перрона я стою – и на мне уже нет лица жизнь окликает меня из трогающегося вагона, но я мёртвая безбилетница

смерть Воландом глядит на меня напротив "смешная ты, жалкая и смешная" забери меня, отвечаю, я ведь совсем не против "глупая, я же тебя поэтому и не забираю"

блоковский фонарь искривляет нимбом её ли, меня, чёрт разберёт атеистке, недопоэтке мне хватило бы лимба потешается: "я тебя туда, если кто-то его найдёт"

из ушных раковин выплывают шаги провожатых гильотина гуманна, только где же палач только ряд в чёрной форме, с дубинками вагоновожатых да и те ждут слабости – агонию или плач

чемодан сартровской тошноты, пересыпанной мандаринами от Симоны комично – бояться всю жизнь высоты даже своего роста, существования и надлома

ночь-эксгибиционистка – звёзды из-под плаща ворон-харон слышит монетки в моём кармане разрытая земля по-летнему горяча но я бы хотела схорониться в пламя.

маки губами красными пьют туман, ртуть венообразной реки ужом вьётся, лягу в ванну слов, вот чернильный кран и буду верить, что завтра сознание не вернётся

* * *

занавес в этом городе сезонное понятие, а не суточное аплодисменты актрисам выдают объективирующей рекламой летом и осенью декорации суетные и сутолочные разнообразие ролей оборачивается нормативной бинарненькой панорамой

суфлёрка засыпает на репликах с критикой в результате со сцены льётся елей «прогресса» на злополучном акте с обысками и митингом единственный зритель уходит, чтобы избежать стресса

этот город полон бетонных карманов с кукольными людьми, сома выдается им в кофейнях за чаевые вежливости спросишь: а мы? я спрошу: кто «Мы»? билетёрки, операторки света – реквизит, исторгнутый из промежности?..