— Всё время ходил! — сказала с тихой гордостью Мокеевна. — В последний раз — на Троицу, на самом накануне, ходил. — Словно отвлекшись, она повела взглядом по полу и проговорила: — А
У Вакера вырвалось:
— Потому что начальника сменили?
Она взглянула на него:
— Ещё раньше не стал.
«После того, как всё мне рассказал!» — откликнулся мысленно Юрий. Он окончательно уверился: хозяйка отлично его помнит. И знает о беседе старика с ним.
Теперь следовало встать и распрощаться, однако страстишка неугомонной любознательности подбила его заглянуть дальше, чем позволяла осторожность.
— Две рюмки и тогда стояли… — сказал он с задумчивой грустью, — когда я к вам… к вашему мужу пришёл…
— Не велел себе ставить, — с простотой отозвалась старушка.
— Так вы не забыли меня? — уже в открытую спросил Вакер.
Она произнесла тоном заученного извинения:
— Вы уж не обижайтесь, коли с кем путаю…
«Под стать деду бабушка! И на пальце петельку не затянешь!» — оценил Юрий.
Поблагодарив за «уделённое время», он произнёс слова утешения и по дороге в гостиницу перебрал в уме весь разговор… Итак, старые наверняка не один раз толковали о московском писателе — знакомом начальника НКВД. Любопытно: муж сказал ей, что решил открыться?.. После того как встреча состоялась — сказал, это вне сомнений. «Она меня в дом впустила, предложила помянуть мужа из признательности, что я его не выдал», — заключил Вакер. Он отметил, что она не могла и не поделиться с ним гордостью за покойного: на кладбище к убиенным ходил до последнего — а в столовую («вы, чай, знаете,
Юрий изумлялся: «Незаметнее незаметного люди — а, однако же,
77
К этим мыслям, к этим сопоставлениям Юрию суждено было вернуться — и не где-нибудь, а всё в том же Оренбургском крае, — когда запад обозначался словом «Война». Но поначалу Вакер побывал на ней.
В конце июня сорок первого газета направила его военным корреспондентом в Псков. По правому берегу реки Великой спешно создавалась полоса обороны. Отступавшие советские части должны были удержаться здесь. Ночью, когда они отходили к линии укреплений, поступил новый приказ: начать наступление и немедленно… Всё захлебнулось сумятицей. Одни подразделения продолжали отход, другие затоптались на месте, третьи пытались перегруппироваться, чтобы атаковать противника… Он не упустил подаренного момента — ударил и вышел к реке Великой, где остановить его оказалось некому. Форсировав реку, части 1-й танковой дивизии вермахта вступили в город Остров.
Вакер несколько суток назад приехал сюда из Пскова и успел отправить в Москву две корреспонденции. Написал о том, как дружно и самоотверженно население роет противотанковые рвы, валит лес, возводит оборонительные сооружения, «охваченное решимостью, которая читается в глазах этих женщин, этих пожилых мужчин: „Врага не пропустим!“» Было оно так или нет — Вакер знал о другом: люди едва пробавлялись взятыми из дома сухарями. Местные советы, начальство торговых и пищевых предприятий уже дёрнули в эвакуацию: не осталось никого, кто порадел бы о доставке хлеба согнанным на работы.
В другой корреспонденции рассказывалось о зенитно-артиллерийском дивизионе, сбившем за день шесть германских самолётов. Нет, Юрий не приврал. Но он не сказал и не мог сказать, что столь успешное действие орудий более невозможно за неимением боеприпасов. Из тыловой службы сообщили: снарядов нужного калибра нет.
У каждого свои заботы, и Вакера всецело поглощала собственная: как предельно отличиться яркими материалами с фронта, извлечь максимум полезного из того, что совсем рядом разрываются бомбы и свистят пули. Погожим июльским утром он стоял во дворе здания, где недавно функционировал исполком города Острова, и ждал машину со штабным работником. Тот собирался поехать в расположение гаубичного полка и обещал взять военного корреспондента с собой.
Юрий посматривал на улицу, по которой тяжело и мрачно проходили беженцы, гоня исхудавших коров, взглядывал на небо в мохнатых облачных полосах: с запада могли показаться убийственно-нежеланные железные птицы… И они показались. Он поспешил в дом, располагавший глубоким подвалом. Работники политотдела пехотной части, что заняли здание горсовета, уже спускались в укрытие.