Донья Росита, девица, или Язык цветов

Росита, души упоенье,
ты мой соловей под метелью,
ответь мне ласковой трелью;
твой холод – лишь воображенье:
не лед – мое отдаленье,
мой путь – океан пересечь,
и будет вода стеречь
волной покоя и пены
огонь мой, всегда неизменный,
чтоб он не смог меня сжечь.

Росита.

Однажды, в дреме, с балкона,
закрыта жасмином, незрима,
я видела: два херувима
слетели к розе влюбленной;
была она белой и сонной,
а стала как будто в крови;
стянув прожилки свои,
ее лепестки запылали
и, раненные, опали,
сгорев в поцелуе любви.
Пенять на тебя я не стану,
в саду среди миртов жила я,
мечты ветрам доверяя,
свою чистоту – фонтану.
Как серна, далась я обману,
глаза подняла, ты возник,
и в сердце впились в тот же миг
иголки – злые тираны;
они причиняют мне раны,
и раны краснее гвоздик.

Он.

Дано мне вернуться судьбою:
корабль золотой, как птица,
под парусом счастья примчится,
возьму я тебя с собою;
дневной и ночной мольбою
любовь тебя отогреет.

Росита.

Но яд любви овладеет
моей душой одинокой;
в пространстве, в воде глубокой
не радость, а смерть созреет.

Он.

Начнет ли росистой травою
медлительный конь мой кормиться,
туман ли ночной клубится
навстречу ветру стеною,
горит ли под летней жарою
равнина алых степей,
пронзит ли меня до костей
булавками изморозь злая, —
всегда ты со мной, дорогая,
до самой смерти моей.

Росита.

Хочу, чтоб вернулся ты
под вечер, пройдя Гранадой,
со светом, с печалью, с отрадой
соленой морской мечты;
лимонных дерев цветы,
бескровный жасмин бледнолицый —
все будет виться, струиться,
твой путь преграждая все выше,
и вихрь ароматов на крыше
сведет с ума черепицу.
Вернешься?

Он.

Вернусь к тебе.

Росита.

Какой голубки наитье
объявит твое прибытье?

Он.

Нет – голубь, верный судьбе.

Росита.

Покамест тебе и себе
я вышью две простыни, знай!

Он.

Беру в свидетели рай,
гвоздику, рожденную кровью:
вернусь я с той же любовью.

Росита.

Прощай же, мой друг!

Он.

Прощай!

Обнимают друг друга, сидя на козетке. Доносятся звуки рояля. Он уходит. Росита плачет. Входит Дядя и идет через сцену к теплице. Увидев Дядю, Росита берет книгу о розах, которая лежала рядом с ней.

Дядя. Что ты делала?

Росита. Ничего.

Дядя. Ты читала?

Росита. Да.

Дядя выходит.

(Читает вслух.)

Она раскрывается утром
и кажется крови красней.
Роса на нее не ложится,
боясь испариться на ней.
Она распускается в полдень,
твердея, словно коралл.
Дробится о стекла солнце,
чтоб отблеск на ней заиграл.
Когда принимаются птицы
на ветках петь и играть
и ветер к морским фиалкам
приходит без сил умирать, —
белеет она, как белеет,
от слез побледнев, щека.
Когда ж раздается устало
звучанье ночного рожка
и звездам время подняться,
а звукам время стихать, —
задетые тьмой, начинают
ее лепестки опадать.