Доникейское христианство (100 — 325 г. по P. Χ.)

Но церковь до Константина с большим успехом работала ради улучшения интеллектуального и морального состояния рабов, внутреннего уравновешивания неравенства между рабами и хозяевами. Ее действия были первым и результативным шагом к окончательному упразднению этого зла и повлияли даже на общественное мнение язычников. Здесь церкви способствовало направление философии и законодательства того периода. Жестокие взгляды Катона, который советовал заставлять рабов, подобно вьючным животным, работать до смерти, не позволяя им состариться и стать бесполезными, уступили более мягким и человечным взглядам Сенеки, Плиния и Плутарха, который подошел очень близко к учению апостолов. Влиянием более поздней философии стоиков можно объяснить многие улучшения в отношении к рабам в Римской империи. Но самые важные улучшения были сделаны после триумфа Константина и до правления Юстиниана, под непосредственным христианским влиянием. Константин в 315 г. выпустил закон, запрещающий ставить рабам клеймо на лице, чтобы не уродовать образ небесной красоты (то есть образ Божий) [660]. Он также облегчил освобождение рабов эдиктом 316 г., согласно которому для этого стало достаточно письменного документа, подписанного хозяином, вместо церемонии в присутствии префекта и его ликтора, как раньше.

Здесь следует прежде всего учитывать, что христианство свободно распространялось среди рабов, за исключением тех, которые были настолько грубы и деградировали так, что стали нечувствительными ко всяческим возвышенным влияниям. Нередко рабы (как замечает Ориген) оказывались орудием обращения хозяев, особенно женщин и детей, чье воспитание им часто доверялось. Немало рабов приняли мученическую смерть и были причислены к святым: Онисим, Евтихий, Викторин, Марон, Нерей, Ахиллий, Бландина, Потамиена, Фелицитата. Предание гласит, что Онисим, раб Филимона, был епископом. Церковь Святого Виталия в Равенне — древнейший и благороднейший образец византийской архитектуры в Италии — была посвящена Юстинианом памяти раба–мученика.

Но самый замечательный пример — Каллист, который был рабом, но впоследствии возвысился и занял престол святого Петра в Риме (218 — 223). Ипполит, знакомый с его историей, критикует его отношение к учению и дисциплине, но не упрекает за прежнее положение. Каллист разрешал браки между свободными христианками и верующими рабами. Цельс упоминает это как обвинение в адрес христианства, которое с такой готовностью принимают рабы, безумцы, женщины и дети. Но Ориген справедливо видел превосходство новой религии в том самом факте, что она способна возвысить этот презренный и, согласно преобладавшему мнению, безнадежный класс общества до уровня моральной чистоты и достоинства. Если обращенные рабы, полностью осознающие свое интеллектуальное и религиозное превосходство, продолжали повиноваться своим языческим хозяевам и даже служили им более верно, чем прежде, решительно отказываясь исполнять только нечестивые требования (как Потамиена и другие целомудренные женщины и девы на службе у похотливых хозяев), — значит, посредством самого этого владения собой они наилучшим образом доказали, что созрели для гражданской свободы, и в то же время наилучшим образом продемонстрировали свою христианскую веру, которая возвышает душу над земными страданиями, так что душа наслаждается положением сына Божьего и надеждой на небесное блаженство.

Евелпист, раб из императорского дома, вместе с Иустином Мучеником представший перед судом Рустика, на вопрос о своем положении ответил: «Я — раб императора, но я также христианин, получивший свободу от Иисуса Христа; Его благодатью у меня есть такая же надежда, как и у моих братьев». Если владельцы рабов становились христианами сами, прежние отношения между ними по сути прекращались и те и другие вместе приходили к столу причастия и чувствовали себя членами одной семьи, что резко контрастировало с положением языческих соседей, отраженным в известной поговорке: «сколько рабов, столько врагов» [661]. Климент Александрийский часто упоминает о том, что «рабы — такие же люди, как и мы», хотя нигде и не осуждает сам институт рабства.