Доникейское христианство (100 — 325 г. по Р. Χ.)

Старокатолическое превознесение безбрачия было основано на четырех отрывках Писания, а именно: Мф. 19:12; 22:30; 1 Кор. 7:7 и сл.; Отк. 14:4 — но пошло гораздо дальше и неосознанно оказалось под влиянием чуждых образов мышления. Слова Господа в Мф. 22:30 (Лк. 20:35 и сл.) цитировались особенно часто, но в них явно говорится о безбрачии ангелов, которое вовсе не ставится в пример человеку. Отк. 14:4 воспринималось некоторыми из отцов церкви более правильно — как символическое указание на свободу от скверны идолопоклонства. Пример Христа, хотя на него указывали часто, не может здесь считаться правилом, ибо Сын Бога и Спаситель мира был настолько выше всех дочерей Евы, что не мог найти среди них равную Себе пару и точно уж не мог поддерживать подобные отношения. Вся церковь искупленных — Его чистая Невеста. Из апостолов по крайней мере некоторые были женаты, и среди них Петр, старейший и наиболее выдающийся из всех. Совет Павла в 1 Кор. 7 дан так осторожно, что и здесь мы находим лишь частичную поддержку взглядам отцов церкви, особенно если рассматривать его в сочетании с пастырскими посланиями, где брак представлен как подобающее клирику состояние. Однако и ортодоксы, и еретики часто опирались на авторитет Павла как сторонника безбрачия[760]. Иудаизм — за исключением подверженных языческим влияниям ессеев, которые воздерживались от брака, — относится к семейной жизни с большим уважением; в нем брак разрешается даже священникам и первосвященникам, чьими преемниками действительно становились их физические потомки; бесплодие в иудаизме считается несчастьем или проклятием.

Язычники же, напротив, по причине деградации морального облика своих женщин и низменного, чувственного восприятия брака часто считали безбрачие идеалом нравственности и связывали его с поклонением. Благороднейшее проявление языческой девственности — шесть девственных весталок Рима, которые в возрасте от шести до десяти лет избирались для служения чистой богине и поддерживали священный огонь на ее жертвеннике; после тридцати лет служения им разрешалось вернуться к мирской жизни и вступить в брак. Наказанием за нарушение ими обета целомудрия было погребение заживо на «проклятом поле» (campus sceleratus).

Таким образом, аскетическое неприятие брака (хотя бы отчасти) объясняется языческим влиянием. Но объясняется оно также и жаждой ангельской чистоты среди христиан — чистоты, которая противопоставлялась ужасной безнравственности греко–римского мира. Прошло много времени, прежде чем христианство возвысило женщину и семейную жизнь до той чистоты и достоинства, которые подобали царству Божьему. Если мы будем учитывать это, нам проще будет объяснить мнения отцов церкви о женщинах и предостережения против сношений с ними — высказывания, которые людям, живущим в условиях современной европейской и американской цивилизации, кажутся весьма грубыми и нехристианскими. Иоанн Дамаскин собрал в своих «Параллелях» такие заявления отцов церкви: «Женщина есть зло»; «Богатая женщина — двойное зло»; «Красивая женщина — гроб побеленный»; «Греховность мужчины лучше, чем благость женщины». Мужчины, которые писали подобное, должны были забыть прекрасные фрагменты из притчей Соломона, свидетельствующие об обратном; они должны были забыть и собственных матерей.

С другой стороны, следует сказать, что предпочтение девственности способствовало возвышению женщины в обществе и освобождению ее от рабского положения, которое она занимала при язычестве, когда родители или попечители могли выставить ее на продажу, как товар, даже в младенческом или детском возрасте. Не следует забывать, что многие девы ранней церкви посвящали все свои силы, будучи диаконисами, заботе о больных и бедных или проявляли дотоле неведомую добродетель терпения и моральный героизм как мученицы. Киприан, используя свой риторический язык, называет таких дев «цветами церкви, шедеврами благодати, украшением природы, образом Божьим, являющим святость нашего Спасителя, лучшими из стада Иисуса Христа, Который советовал вести на земле такую жизнь, какую мы когда–нибудь будем вести на небесах».

Чрезвычайное уважение к безбрачию и сопровождающее его презрительное отношение к браку возникло примерно в середине II века и достигло апогея в никейскую эпоху.

Игнатий в послании к Поликарпу высказывается очень сдержанно: «Если человек может сохранять целомудрие плоти во славу Господа плоти [или, согласно другому прочтению, «плоти в Господе»], пусть он делает это, не похваляясь[761]; если он хвалится, он пропал, и если кто–то это знает, кроме епископа[762], он погиб». Насколько далеко здесь до обязательного безбрачия священников! Но это увещевание побуждает нас предполагать, что так рано, еще в начале II века, безбрачием уже часто хвалились как заслугой, что оно вело к духовной гордости. Игнатий первым назвал дев, сохраняющих девственность добровольно, невестами и драгоценностью Христа.