Если мы сравним эти документы с каноническими писаниями Нового Завета, сразу же становится очевидно, что они значительно уступают оригиналу по силе, глубине и полноте духа, являя тем самым мощное косвенное доказательство богодухновенности произведений апостолов. Тем не менее они сияют закатом апостольского периода, внушая энтузиазм простой веры, пылкой любви и верности Господу, сила которого была испытана страданиями и мученичеством. Они тяготеют к живому преданию. В них часто упоминаются устные проповеди апостолов, а не их писания (последние еще не распространялись повсеместно), однако они являются не менее ценным свидетельством о подлинности апостольских произведений, поскольку в них есть случайные цитаты или аллюзии, а запечатленные в них воспоминания совпадают с фактами евангельской истории и фундаментальными учениями Нового Завета. Послания Варнавы, Климента и Поликарпа, как и «Пастырь Ермы», во многих церквях читали во время совместного поклонения[1228]
. Некоторые из них даже были включены в важные рукописи Библии[1229]. Отсюда видно, что церковь еще недостаточно ясно представляла себе, какие книги входят в канон. Однако авторитет этих произведений всегда был второстепенным и подчиненным авторитету евангелий и апостольских посланий. Церковь с помощью здравого инстинкта ощущала, что писания учеников апостолов (кроме Марка и Луки, особенно тесно связанных с Петром и Павлом) не следует включать в канон Нового Завета. По мудрому установлению Творца истории, непреодолимая пропасть лежала между богодухновенностью апостолов и просвещением следующей эпохи, между образцовым авторитетом Священного Писания и проистекающей из него ценностью учения церкви. «Библия, — если воспользоваться сравнением известного автора[1230], — похожа не на город современной Европы, окруженный садами, рощами и поместьями, постепенно переходящими в дикую природу, а на восточный город в пустыне, отойдя от которого на шаг путник оказывается на бесплодной пустоши». Сама бедность послеапостольских произведений подчеркивает неистощимые богатства апостольских книг, которые, как и личность Христа, не только человечны, но и§162. Климент Римский
(I.)
На старые издания, на основании Александрийской рукописи, впервые опубликованной Юнием в 1633 г., можно не обращать внимания, после того как находка Константинопольской рукописи, более полной и лучше сохранившейся, ознаменовала новую главу в изучении истории церкви.
(II.) R. А. Lipsius:
B. H. Cowper:
Jos. Mullooly:
Jacobi:
Funk:
Donaldson:
Wieseler:
Renan:
C. J. H. Ropes:
N. York 1877, p. 325–343. Содержит ученое исследование новых прочтений и сравнение заключительной молитвы с древними литургиями.