Доникейское христианство (100 — 325 г. по Р. Χ.)

1. Короткий, но драгоценный документ, называемый Послание к Диогнету, не был известен историкам христианской литературы[1353], пока Генри Стивене, ученый издатель из Парижа, не опубликовал его на греческом и латинском в 1592 г. за авторством Иустина Мученика[1354]. Он не сообщает об источниках. Единственный кодекс, о котором нам доподлинно известно, — это Страсбургский кодекс XIII века, и даже он (после того как текст был тщательно сверен профессором Кунитцем для издания Отто) был уничтожен случайным пожаром во время осады Страсбурга в 1870 г.[1355] Происхождение документа окутано такой непроницаемой тайной, что некоторые современные исследователи здраво считают его послеконстантиновским вымыслом, подражанием раннехристианскому посланию, но не приходят к единому мнению насчет имени, эпохи и национальности автора.

Однако этот самый загадочный автор II века является в то же время и самым блестящим; хотя имя его остается неизвестным по сей день, он прославлял имя христианина в те времена, когда иудеи и язычники нападали на него и хулили его и он мог защищать это имя, только рискуя собственной жизнью. Автора послания можно причислить к ряду таких «великих неизвестных», как авторы Книги Иова и Послания к евреям, имена которых знает один лишь Бог.

2. Диогнет был ищущим язычником, занимавшим высокое общественное положение и образованным; ему хотелось узнать, каковы происхождение и природа христианской религии, в чем секрет их презрения к миру, их смелости перед лицом смерти, их братской любви и почему так поздно появился этот новый образ жизни, столь сильно отличающийся от греческого многобожия и иудейского суеверия. Философ–стоик с таким именем обучал молодого Марка Аврелия (ок. 133 г.) живописи и композиции, наставлял его аттической простоте жизни и «всему, что относится к греческой дисциплине». Возможно, он учил его также презрению к христианам–мученикам, объясняя их героическую отвагу чистым упрямством. Вполне вероятно, что наш Диогнет — наставник императора, ибо ему особенно хотелось узнать, что позволяло христианам «презирать мир и легко принимать смерть» (см. Ер. ad Diog., с. 1, а также Марка Аврелия, Médit., IX. 3, его единственное упоминание о христианстве, цитируется здесь на с. 229)[1356]

3. Послание, нами рассматриваемое, представляет собой ответ на вопросы благородного язычника. Это краткое, но мастерское оправдание христианского образа жизни и учения на основании реального опыта. Очевидно, автор его был талантливым человеком с тонким вкусом и классическим образованием. Для него характерны живой энтузиазм в отношении к вере, богатство мысли и изящество стиля, и в целом это — один из прекраснейших памятников христианской древности, непревзойденный и не сопоставимый с простоватыми произведениями апостольских отцов церкви[1357].

4. Содержание. Документ делится на двенадцать глав. Он начинается с обращения к Диогнету, который характеризуется как весьма желающий узнать, чем христианское учение и способ поклонения отличаются от греческих и иудейских. Автор, радуясь возможности наставить друга–язычника на путь истины, сначала говорит о бесполезности идолов (гл. 2), потом — о предрассудках иудеев (гл. 3, 4); затем он противопоставляет им впечатляющее и правдивое описание образа жизни христианина, который существует в этом мире как невидимая бессмертная душа в видимом тленном теле (гл. 5 и 6)[1358], и говорит о благах пришествия Христа (гл. 7). Далее он описывает плачевное состояние мира до Христа (гл. 8) и отвечает на вопрос, почему Христос пришел так поздно (гл. 9). В этой связи приводится прекрасный отрывок об искуплении, более полный и ясный, чем любое освещение данной темы до Иринея[1359]. В заключение говорится о благословениях и моральном влиянии христианской веры (гл. 10). Последние две главы, вероятно, были добавлены более молодым современником и помечены в рукописи как таковые; в них говорится о знании, вере и духовной жизни со ссылкой на древо познания и древо жизни в раю. Вера открывает доступ в рай высшего знания о тайнах сверхъестественного мира.

Послание к Диогнету представляет собой переход от чисто практической литературы апостольских отцов церкви к рефлективному богословию апологетов. В нем еще сияет жар первой любви. Оно имеет ярко выраженный «павловский» характер[1360]. Оно проникнуто духом свободы и высшего знания, основанного на вере. Упоминаний о Ветхом Завете нет, но нет и следов гностического пренебрежительного отношения к нему.