Григорий не только изгонял бесов, исцелял больных, выпроваживал идолов из языческого храма, но и передвигал громадные камни одной лишь силой слова, изменял направление течения армянской реки Лик и, подобно Моисею в древности, даже осушил озеро. О последнем случае святой Григорий Нисский рассказывает так: два молодых брата претендовали на владение неким озером по наследству (название и местоположение озера не указаны). Вместо того чтобы поделить его между собой, они обратились за разрешением спора к Чудотворцу, который призвал их помириться. Но молодые люди только ожесточились и собрались устроить смертельный поединок, когда человек Божий, стоя на берегу озера, силой молитвы превратил его в сухую землю, тем самым разрешив спор.
Судя по столь поразительным подробностям, открывшимся при удалении на сто лет от времени жизни святого, этот человек был великим и добрым и оказал громадное влияние на свое и последующие поколения.
§190. Дионисий Великий
(I.) S. Dionysii
(II.) Евсевий:
(III.) Тн. Förster:
Дионисий Александрийский — называемый так в отличие от своего современника Дионисия Римского — носил также прозвище Великий[1531]
, родился около 190 г. по P. X. в языческой семье; перед ним была блестящая перспектива светской жизни в богатстве и известности, но, познакомившись с постулатами христианства, он был обращен в христианство Оригеном и сохранял преданность последнему. Он оспаривает с Григорием Чудотворцем честь быть главным учеником великого учителя, но если Григория считали предвосхитившим никейское учение о Троице, то ортодоксия Дионисия была под вопросом. Он помогал Оригену преподавать в катехетической школе (233), а после смерти Иракла стал епископом Александрии (248). Во время жестоких гонений при Деции (249 — 251) он бежал, поэтому был обвинен в трусости, подобно Киприану. Во время гонений при Валериане (247) он предстал перед префектом и был отправлен в изгнание, но продолжал руководить своей церковью из ссылки. После вступления на престол Галлиена ему было разрешено вернуться (260). Умер в 265 г.[1532]Последние годы его жизни были отмечены тревожными событиями: войной, голодом, чумой — и он живо рассказывает о них в Восточной энциклике за 263 г.[1533]
«Настоящее время, — пишет он, — не подходит для празднований… Повсюду слезы, все скорбят, множество людей уже умерло и умирает, ежедневно стоны слышны по всему городу… Нет дома, в котором никто не умер бы… После этого наступили война и голод, которые мы терпели вместе с язычниками, а те несчастья, которые они на нас навлекали, мы сносили в одиночестве… Однако мы радовались в мире Христовом, который Он дал только нам одним… Большинство наших братьев в избытке своей великой любви и привязанности не щадили себя и помогали друг другу, постоянно смотрели за больными, удовлетворяли их нужды без страха, неустанно, и исцеляли их во Христе». Язычники, напротив, отталкивали больных или выбрасывали их полумертвыми на улицу. Такую же милосердную самоотверженность, резко контрастировавшую с языческим эгоизмом, проявили христиане Карфагена, когда там свирепствовала чума в период гонений Галла (252), о чем мы узнаем от Киприана.