Донный лед

Сеня опять притормозил, потому что проходил поворот. Сеня сильно побаивался поворотов. Дело в том, что один из поворотов на этой дороге получился с отрицательным уклоном, шофера точно знали, а Сеня точно не знал - какой - и боялся любого. Тот поворот отсыпали зимой, мехколонна из Нижнего отсыпала. Что-то они там не учли, потому что весной часть полотна осела, причем, как назло, внешняя часть, и получился отрицательный уклон. На этом уклоне погиб летом Валька Матвеев - водитель бензовоза. Хоронить было почти что нечего, потому что бензовоз взорвался...

Сеня еще напряженней впился в рассекаемую фарами темноту...

- Быстрей, - попросила Варька, - быстрей, твою мать!

- Нельзя быстрей, - объяснил Сеня, - врежемся. Терпи.

И Варька стала терпеть.

Печка между тем мало-помалу разогрелась, в кабине стало почти тепло. Варька успокоилась. Видимо, боль отошла, и она сидела, отвалившись на спинку сиденья, обессиленная и притихшая. Некоторое время ехали молча. Потом Варька нарушила молчание. Она спросила с тревогой:

- Господи, как там Наташка-то?

- Что с ней сделается! - успокоил Сеня. - Фиса с ней.

- Что еще за Фиса такая? - удивилась Варька.

- А новенькая, после техникума, серьезная, в общем. Помнишь, у меня в вагончике сидела, когда ты прибежала?

Варька не помнила.

- А где твой-то? - спросил Сеня, чтобы что-нибудь спросить.

Он слыхал, что Варькин муж подался на золотые прииски. Парень он был злой и норовистый, со всеми в мехколонне успел переругаться, к тому же любил выпивку по-холостяцки, причем во хмелю бывал груб, драчлив и до баб падок. Работал он плотником у Рахимкулова, и что-то, кажется, было у него с Рахимкуловой Любой. То ли было, то ли не было - точно неизвестно, известно только, что Варька "направила" его, и он исчез с горизонта, успев сотворить Варьке будущего бамовца.

Сеня был человеком нелюбопытным, и этих неполных сведений было ему достаточно, чтобы жалеть Варьку в ее положении. И вопрос он задал просто так, для разговора, чтобы не ехать молча.

Сначала Варька вместо ответа извинилась. Она сказала:

- Ты извини, Сеня, что я выругалась, я вообще-то не ругаюсь...

- Что ты, что ты, - закивал Сеня, - я же понимаю...

И выражение лица у него сделалось дружеским, даже родственным, и нос смешно наморщился. Сеня не рад был своему вопросу и с облегчением подумал, что Варька этот вопрос пропустила мимо сознания. Но Варька не пропустила. Она сказала через некоторое время с каким-то отрешенным спокойствием:

- А кто его знает, Сеня, где он, мой-то. А сгинул бы - так и хорошо.

И оттого, что она сказала это не в запальчивости, а спокойно, Сене стало жутко. Сеня видел на своем веку довольно грубости и злости, но чтобы один человек не в запальчивости желал смерти другому человеку - этого Сеня не встречал. И он что-то сказал с укоризной и удивлением.

- Я же, Сеня, не злодейка, - объяснила Варька, - я же добрая была, я же, Сеня, была веселая. Я в деревне в самодеятельности плясала. И пела - у меня, знаешь, голос! - Ее полные губы на отечном лице растянулись в улыбку. - Я, погоди, вот спою тебе. Рожу и спою.

Она замолчала. Дорога в этот момент вытянулась в прямую линию, напряжение у Сени немного спало, пришло даже удовольствие от езды, от мерной, без надрыва работы двигателя, от набегающей и расступающейся тайги. Один раз в свете фар появился заяц. Сеня переключил свет на ближний и дал сигнал. Заяц оглянулся и не спеша, словно бы даже нехотя прыгнул в сторону.

- Ты чего, Сеня? - спросила Варька. Она не видела дороги - мысли ее были далеко сейчас.

- Заяц, - объяснил Сеня.

- Заяц, - протянула Варька. - Коля бы не упустил...

Опять воцарилось напряженное молчание, потом молчать стало невмоготу, и Варька заговорила, стала рассказывать, но не с начала, с середины, с того места, до которого молчала.

- Та беременность трудная была, а он нисколечко не жалел меня, пил, гулял не скрываясь, а я как дура бегала к его бабам скандалить, а одна была, Зойка, так я к ее мужу пошла, так он эту Зойку чуть не прибил. Ну, Коля тогда разошелся, говорит, все равно гулять буду, говорит, ты урод, урод - на меня. А я разве урод? Чего ж бегал тогда за мной, у меня Миша был, скромный такой парень, Коля отшил его, Коля был настырный. Добился, женился, в город меня увез, в городе квартиры добился, от чулочной фабрики дали: мы оба там работали, я на конвейере, а Коля механиком...