Донор

Они были в глайдере одни, и Энки чувствовал себя неловко. Побег был вопросом времени. С него сняли наручники и даже не приставили охраны – довольно беспечное отношение к тому, кого только что выпустили из тюрьмы. Из разговора Юджин со вторым эмпатом, который летел в другом глайдере, он понял, что им придется пробыть в пути не меньше часа.

«Полчаса на знакомство и благодарность, а потом извини», – подумал Энки, оглядывая кабину глайдера. Машиной управлял автопилот, но он не сомневался, что навигационная система дрона ему знакома. В голове уже сложилась четкая схема последовательных манипуляций с управлением глайдера. Дезинтегратор на крыше и бортовые орудия помогут разобраться с преследователями. Оставалось решить, что делать с Юджин. Она была опасна, но если ее не касаться… «У тебя двадцать минут», – подумал Энки. За это время нужно изобрести действенный способ ликвидации эмпатки, и лучше бы он был не смертельным. Юджин ему понравилась.

– Спасибо, что вытащили меня, – сказал он, пытаясь улыбнуться. Увы, разбитое Р. Хоскином лицо не позволило осуществить задуманное. – Я буду хорошим донором, вы только скажите, что делать. Не думайте, что я преступник какой-то. Вам, наверное, сказали, что я сообщник полукровок, но это ложь. Меня случайно взяли, перепутали. А вообще я способный, чувствительный и эмоциональный. То, что нужно.

– Заткнись, – сказала женщина, переводя на него усталый взгляд. Она сидела напротив, напряженная, словно струна, и ковырялась в настройках наручного браслета. За все время полета эмпатка впервые обратила на него внимание.

– Единственная причина, почему ты здесь – твое быстрое восстановление после внушения, – сухо сказала она, снова опуская взгляд на браслет. У нее были удивительные, огромные глаза цвета весеннего моря. Такие пронзительные, что в них можно было исчезнуть за доли секунды.

– У меня доноры быстро умирают, – добавила эмпатка, словно это объясняло причину, по которой она его выбрала.

– Я выносливый, – ответил Энки. Он ведь на самом деле не собирался становиться донором, хотя ее откровенность была ему по душе. – Куда летим?

– Почему ты боишься врачей? – спросила вдруг она, проигнорировав его вопрос. – Я внушила всем страх физических увечий, но ты отреагировал довольно странно. Бывает, что медицина появляется на внушение чувства боли, но у тебя было нечто иное. Тебя неудачно оперировали?

Энки сглотнул и неожиданно разозлился. Какого черта она лезет к нему в душу?

– Почему из всех эмоций вы взяли именно страх? – спросил он, решив перенять ее манеру разговора: отвечать вопросом на вопрос.

– Это что, скрытый садизм или презрение к человеческому роду? Неужели вам доставило удовольствие смотреть на эту трясущуюся, истекающую потом и мочой толпу? Разве нельзя было внушить что-то приятное, ведь люди, которые лишены свободы, лишены всего.

Эмпатка еще какое-то время молча тыкала пальцем в браслет, но, наконец, подняла голову и окинула его долгим взглядом. Ее губы были крепко сжаты, уголки рта недовольно опущены, но вот глаза… глаза смеялись, и это было так необычно, что Энки растерялся.

– Странно, что ты говоришь это о тех, кто превратил твое лицо в такую веселую палитру, – сказала она. – Кстати, донор имеет право называть «союзника» на «ты». Что касается, страха, то это самая древняя и сильная человеческая эмоция. Люди реагируют на нее по-разному, но всегда четко и очень глубоко. А приятные чувства – вещь относительная. Я предпочитаю действовать наверняка. Так что там у тебя с врачами? Я спрашиваю не из праздного любопытства. Донор – это раскрытая книга. Мне нужно знать твои подводные камни.

«Надо срочно изобрести какую-нибудь правдивую историю», – лихорадочно пронеслось в голове Энки, но тут он услышал собственные слова:

– Вообще-то я потерял память. Очнулся во время облавы на полукровок. Стал убегать, попал в тюрьму. Когда меня ловили, то упал с рекламного щита и поломался. Может, это воспоминания из тюремного медблока? Я, конечно, был там без сознания, но память штука удивительная.

«Ну и черт с тобой, любитель правды, – обругал его голос из прошлого. – Все равно ты скоро сбежишь, хотя можно было обойтись без откровений». Энки не стал ему возражать. Он понимал лишь одно – ему почему-то не хотелось лгать этой женщине. Хотя, скорее всего, она ему не поверит.

Но эмпатка поверила.