Донор

- Ты что спятил, парень? - Растерянно спросил я, понимая, что все это серьезно, даже слишком, и выходит не только за рамки приличий.

"Началось... Вот так бездарно они выталкивают меня из лаборатории, подумал я, вслушиваясь в привычно истеричный пафос гамсахурдиевской речи на многодневном митинге, транслируемом по радио. - Почему они так беспросветно грубы и жестоки со мной?"

Ситуация требовала немедленных действий и нельзя было делать вид, что ничего не происходит. Вспомнился Мерфи: "Smile... tomorrow will be worse". Но улыбаться я уже не мог и нервно продолжал по-английски:

- Okay! Let us separate and meet again when we will be able to speak Russian, аnd I'll be the first to leave this meeting... - Я встал и начал пробираться к выходу, с трудом протискиваясь сквозь столы, стулья и чьи-то ноги.

- You, Paul! You will never set the Themes on fire. You can not get your teeth into the Lab, - кричал я в запальчивости, испытавая ужас и стыд и уверенность, что меня остановят, прежде чем доберусь до двери...

Я садился в машину, когда подбежал Горелик и, путано объясняя что-то, начал тащить за рукав.

- Идите, вы, Горелик, вместе с дурной грузинской публикой к чертям собачьим... и не смейте дергать меня за рукав. Fuck off yourself! Можете делать все, что хотите, и говорить на иврите или по-абхазски...

Тут я увидел Этери. Она медленно шла с опущеннной головой, тихо позвякивая железками в карманах, и я понял, что больше всего в этот жуткий день меня беспокоило тревожное ожидание утраты и что сейчас эта утрата так неохотно и медленно приближается ко мне.

Я вышел из машины, обнял ее и погладил по волосам:

- You will never run out of the wrong things, - равнодушно сказала Этери.

- Do not be silly, Honey! If we have nothing to lose by change, relax.

- Нет, БД! Я тоже собралась. Я уезжаю.

- Ты с-спятила! Где у тебя свербит? Что ты выдумала, чертова девка, и что скажет твой отчим?

- Он не отчим... - Она посмотрела на меня, и я почувствовал, что снова начинаю видеть мир ее глазами.

Этот мир возникал постепенно, будто оттаивали запотевшие с мороза очки. Вакханалия красок, звуков, чего-то еще, манящего и волнующего, что я не научился излагать человеческим языком, атаковали так, что я терял сознание. Когда сознание возвращалось, мир представал более упорядоченным, и проносящиеся во всех направлениях световые потоки и звуки постепенно выстраивались в символы или образы, интерпретация которых требовала значительных усилий... Иногда моих усилий хватало, чтобы остановить любой звуковой или световой образ в том мире и детально рассмотреть его, и, хотя слово "рассмотреть" ничего не объясняет, я уже знал об этом предмете или событии всю предисторию, новейшую историю и будущие события. К сожалению, сил не доставло, чтобы из потоков образов выдергивать те, что интересовали меня. Этери, стараясь помочь, брала меня за руку, но я не мог или не хотел ее помощи, и она не настаивала.

- Чего вы боитесь, БД? - Спрашивала она. - Разве вам не интересно узнать то, что вы хотите?

придется платить.

- Вы циник. Эти знания бесплатны. Там вы могли бы узнать много нового про консервацию...

- Б-бесплатных знаний, как и чудес не бывает. Из одной мухи можно сделать только одного слона. Ты знаешь это не хуже, но гонишь меня туда опять и опять, как на службу, будто исполняешь чью-то волю... А про консервацию органов там известно еще меньше, чем здесь...

- Рыжий! Рыжий, погоди! - В мой только что упорядоченный мир образов и звуков, каждый раз заново создаваемый девочкой-лаборантом, ворвался Кузин крик. Я с трудом выбрался из Этери в свою машину и увидел, как Кузьма, поблескивая могучим животом, отрывающим пуговицы на рубашке, приближается к машине.

- Ты совсемохуелРыжий! Зачем эти демарши, - горячился Кузьма, глядя как отскакивают пуговицы. - Пойми, дурень, твоя публика сегодня празднует не защиту очередной диссертации, но свободу своей страны... Не твоей, заметь, но своей, и ты на этом празднике лишний!

"Он научился формулировать не хуже меня, - машинально подумал я. - А как спорить с самим собой?"

Вечеринка начала перемещаться к моей машине, вокруг которой собралась лабораторная публика, постепенно выбирающаяся из зала, гости из Москвы и Берлина, родственники диссертанта, которые все время лезли целоваться... Появился Царь.

- Надо вернуться в зал, Боринька. Вы всех обидите, - сказал он мягко.

- Обижу?! -Вскипел я. - М-меня выставили... Где теперь дерьмовое грузинское б-благородство? Пол хочет заведовать лабораторией? О'кей. Пусть заведует... С таким же успехом он может управлять Большой Медведицей или писать партитуры... Лаборатория умирает. Вы наблюдаете агонию... Видите Этери? Подойдите, возьмите ее за руку и почувствуете и, может быть, поймете то, что вам еще только предстоит узнать...