– Вот и основания для суда, – ответила судья, – он привез вещи, а тёща их продавала – это спекуляция. Она полистала книжечку: статья 107 до десяти лет исправительных работ.
– Доказательств ведь никаких нет, кроме отсутствия регистрации, – засомневался Вальцман.
– Да они и не нужны, кроме фактов торговли на рынке. Можете, конечно, провести обыск дома у тёщи этого офицера, но если ничего не найдёте, то будет труднее обвинить его, вместе с тёщей, в спекуляции ширпотребом.
– А тёщу тоже в тюрьму? – поинтересовался Вальцман.
– Сколько ей лет? – спросила судья.
– Около 70-ти, наверное, – ответил Вальцман, который видел Евдокию Платоновну мельком в коридоре милиции, когда она приносила поесть для Домова.
– Если 70, то ей ничего не будет,– старухи нам в лагерях не нужны, а этому Домову сколько?
– Пятьдесят лет будет осенью, как следует из его справки.
– Староват будет для лагеря, я думала ему меньше, но ничего, поработает там, где требуются грамотеи: каким-нибудь учетчиком или писарем, – весело подытожила судья этот разговор, – идите, пусть милиция готовит обвинение и мне на стол.
Нечего канителиться с этим делом. Привет вашей супруге – Сарочке и если будете в Омске, то привезите мне, пожалуйста, духи «Красная Москва» – говорят что хороший запах они дают женщинам. Мы хоть и в глуши живем, однако культуры не чураемся и судья тоже должна пахнуть духами, а не тюрьмой, – расхохоталась Алмакаева.
На том принципиальные партийцы и расстались, довольные друг другом.
Через два дня Ивана Петровича, проводили к следователю, который ознакомил его с обвинением в спекуляции и проживании без регистрации. За регистрацию Иван Петрович покаялся, а спекуляцию отверг, как абсурдное обвинение: он антиквар, а не спекулянт ширпотреба и если тёща продает свои вещи на базаре, то это её дело и он не имеет к этому никакого отношения.
Следователь сказал, что суд разберется и предложил ему расписаться об ознакомлении с делом. От подписи Иван Петрович отказался, но дело из восьми рукописных страничек прочитал и не найдя там никаких доказательств, а лишь предположения следователя решил, что суд отвергнет эти обвинения, как не имеющие доказательств.
Через неделю Ивана Петровича, под конвоем милиции, довели до судебного дома, где в комнате заседаний состоятся суд.
Секретарь суда зачитала обвинительное заключение, судья задала Ивану Петровичу вопрос о признании им своей вины и, получив отрицательный ответ, сказала, что из материалов дела его вина в дополнительных доказательствах не нуждается, а потому слушать обвиняемого нет нужды, свидетелей своей невиновности он не представил и суд удаляется для вынесения приговора.
Через час ожидания, судья с присяжными заседателями возвратились, Ивана Петровича заставили встать со скамьи и он, стоя, заслушал приговор суда, который гласил:
ПРИГОВОР
именем Российской Советской Федеративной Социалистической республики
1935 года мая 27-го дня Народный суд Токинского района Омской области в составе Народного Судьи Алмакаевой, народных заседателей Новосельцева, Трубицина при секретаре Кукишевой рассмотрев в публичном судебном заседании уголовное дело по обвинению:
Домова Ивана Петровича 50-ти лет, образование высшее, Учительский институт, женат, семья 5 человек, антиквар, б/п, заработок в среднем 350 рублей в месяц, права голоса лишен, как бывший белый офицер в 21 году, имущества нет, не судим, постоянное место жительство г. Москва, г. Токинск, Кузнечный № 22, обвиняется по ст.107 и 192 п. «в» – УК.
Судебным следствием установлено, что обвиняемый Домов Иван Петрович является лишенным избирательных прав, как колчаковский офицер, в 1921 году был направлен в ссылку в Вологду, где находился под надзором ОГПУ, учительствовал, в последующим во время НЭПа занимался торговлей, торговал по 1930г., открыто и после 1930г. на момент ареста занимался скрытой спекуляцией разным промтоваром т.е. дефицитными.