Ржавой проволокой колючейТы опутал мою страну.Эй, упырь! Хоть уж тех не мучай,Кто, умильно точа слюну,Свет готов перепутать с тьмою,Веря свято в твое вранье…Над Сибирью, над КолымоюВьется тучами воронье.Конвоиры сдвигают брови,Щурят глаз, чтоб стрелять ловчей…Ты еще не разбух от крови?Ты еще в тишине ночейНе балуешься люминаломИ не просишь, чтоб свет зажгли?Спи спокойно, мы — по каналамИ по трассам легли навалом,Рук не выпростать из земли.О тебе вспомнят наши дети.Мы за славой твоей стоим,Раз каналы и трассы этиБудут именем звать твоим.19 августа 1942 года в военном лагере за «разговоры» был арестован, осужден по 58-й и отправлен в ГУЛАГ курсант Виктор Боков. В 1944 гору в лагере Орлово-Розово Кемеровской области он написал стихотворение «Письмо Сталину из лагеря»:
Товарищ Сталин!Слышишь ли ты нас?Заламывают руки,Бьют на следствии.О том, что невиновныхТопчут в грязь,Докладывают вамНа съездах и на сессиях?Товарищ Сталин!Камни говорятИ плачут, видяНаше замерзание.Вы сами были в ссылках,Но наврядВас угнеталоТак самодержавие.Товарищ Сталин.Заходи в барак,Окинь суровым взглядомНары длинные.Тебе доложат,Что я подлый враг,Но ты взгляниВ глаза мои невинные.Я — весь Россия!Весь, как сноп, дымлюсь,Зияю телом,Грубым и задубленным.Но я еще когда-нибудь явлюсь,Чтобы сказатьОт имени загубленных.Ты прячешься,Ты трусишь,Ты нейдешь,И без тебя бегут в СибирьСоставы скорые.Так, значит, ты, Верховный,Тоже ложь,А ложь подсудна,Ей судья — история!В то время, когда оболваненные массы обожествляли вождя, находились поэты, которые не только его развенчивали, а даже глумились над ним, как поэт Павел Васильев в своей эпиграмме «Ныне, о, муза, воспой Джугашвили, сукина сына»:
Ныне, о муза, воспой Джугашвили, сукина сына.Упорство осла и хитрость лисы совместил он умело.Нарезавши тысячи тысяч петель,насилием к власти пробрался.Ну что ж ты наделал, куда ты залез, расскажи мне,семинарист неразумный!..В уборных вывешивать бы эти скрижали…Клянемся, о вождь наш, мы путь твой усыплем цветамиИ в ж…у лавровый венок воткнем.История появления этой эпиграммы такова. Друг Павла Васильева, прозаик Николай Анов, работавший в журнале «Красная новь», вывесил на стене в редакции «шесть условий товарища Сталина»
[36].Когда Васильев однажды зашел в редакцию, Анов предложил ему зарифмовать их гекзаметром (от греч. hexametros — шестимерник — древнейшая форма стиха в античной европейской поэзии). Поэт сел, экспромтом написал эпиграмму и прочитал ее присутствующим, среди которых оказались доносчики.
Эпиграмма дошла до нас с сокращениями из-за нецензурных слов, но и то, что дошло, по сталинским меркам, безусловно, тянуло на «высшую меру».
Весной 1932 года Васильев по обвинению в принадлежности к контрреволюционной группировке литераторов («Сибирской бригады») был арестован, однако осужден не был.
В 1934 году вышла статья М. Горького «О литературных забавах», которая положила начало кампании травли Васильева. Его обвиняли в пьянстве, хулиганстве, антисемитизме, белогвардейщине и защите кулачества. «Алексей Максимович писал, что Васильева надо “изолировать”, чтобы он не оказывал дурного влияния на молодых поэтов»
{191}.В ответ на статью Горького Павел сочинил эпиграмму:
Пью за здравие Трехгорки.Эй, жена, завесь-ка шторки,Нас увидят, может быть,Алексей Максимыч ГорькийПриказали дома пить.