Не останавливаясь над девизами «земля и хлеб», как обещанными обоими правительствами, и предоставляя находящемуся под властью большевиков крестьянству самому свидетельствовать о том, как провела в жизнь советская власть обещания «земли и хлеба», мы можем констатировать безошибочно лишь тот факт, что в обещании русскому народу мира большевики нагло обманули доверчивое русское крестьянство. Вот уже не за горами третья годовщина большевистского переворота (строки эти пишутся 15 (28) июля 1920 года), а русский народ не только не имеет мира, но его тешат возможностью и дальше нести жертвы в интересах интернационала и коммуны. Одураченный большевистскими посулами русский народ, выступивший в октябре 1917 года в меньшей части на поддержку большевиков, а в большей мечтавший отдохнуть от тяжелой войны, ведь не знал тогда, что большевистская наука не новость для цивилизованного мира.
К сожалению, более развитое сравнительно с крестьянскими массами казачество, хотя правда и позже, но тоже было увлечено большевистской пропагандой, и если первое время фронтовые представители казачества выступали против большевизма, то, когда грянула гроза большевистского переворота, фронтовое казачество, мечтая о спасении своей шкуры, было увлечено модным течением «нейтралитета». Оно думало, что этот «нейтралитет» спасет его от кровавой расправы большевистского террора. Однако скоро казачеству пришлось в этом разочароваться.
Донское правительство времен атамана Каледина было настолько увлечено вопросом общероссийского масштаба, что просмотрело назревший на Дону кризис. Дело в том, что, когда разложившийся фронт дезертировал, Каледин, глубоко веривший в необходимость борьбы с Германией, считал невозможным отозвать на Дон казачьи полки, доказывая их депутациям особую необходимость работы казачества на нужды России в тяжелые для нее дни.
Казаки продолжали сражаться на фронте, и яд большевистской пропаганды все глубже и глубже проникал в их ряды, и в то время, когда жившие на Дону казаки продолжают твердо сохранять враждебную большевикам позицию, фронтовое казачество начинает колебаться. Эта позиция казачества, находящегося на Дону, даже дает основание главе тогдашнего правительства и товарищу атамана М.П. Багаевскому послать в Ставку телеграмму с приглашением на Дон членов Российского правительства, чем еще раз подчеркивается стремление Дона к единению с небольшевистской Россией.
На Дону же в начале (середине) ноября начинается и организация Добровольческой армии, поставившей задачей в объявлении 27 декабря (9 января):
1. Противостоять вооруженному немецко-большевистскому нападению на Юг и Юго-Восток России, защищая вместе с казачеством и самостоятельность областей, давших им (русским людям) приют и являющихся последним оплотом русской независимости, последней надеждой на восстановление Свободной Великой России.
2. Восстановление разрушенной русской государственности, доведение Единой России до нового Учредительного собрания, перед решением которого должны преклониться все классы, партии и отдельные группы населения.
Приют, оказанный добровольцам, дал новую почву для обвинения Дона в «контрреволюции», и ведшаяся до сих пор травля еще более усиливается.
Чтобы не возвращаться потом к этому вопросу, необходимо указать на одно событие, очевидно не только неизвестное заграницей, но даже и в России. Между тем оно имеет особое значение в смысле характеристики создателя Добровольческой армии генерала Алексеева и идеалов, которые преследовались им при ее зарождении.
В январе 1918 года, ввиду выяснившегося не только недружелюбного, но даже враждебного отношения некоторых слоев населения к Добровольческой армии, Донское правительство решило пригласить генерала Алексеева[7]
, дабы он лично мог дать исчерпывающие ответы, могущие успокоить элементы, предубежденно относившиеся к идее добровольчества. На этом совещании присутствовали все казачьи члены правительства, большинство представителей правительства от крестьянства (к этому времени в состав правительства были введены в целях стремления к примирению с крестьянством его представители; это известно на Дону под названием «паритет» и будет охарактеризовано ниже), кроме двух непримиримых врагов добровольцев и казачества. Здесь же находился эмиссар Ростова, тоже один из наиболее подозрительно относившихся к добровольцам.