Донские перекаты

Аналогичная ошибка повторилась и с армиями Юго-Западного фронта, которые также с запозданием отводились из-под угрозы окружения. Во всём этом сказывалось отсутствие у всех нас тогда достаточного опыта умелого руководства войсками в сложной обстановке больших ожесточённых сражений, разыгравшихся на огромном пространстве».

Бои в районе Гродно продолжались 24 и 25 июня. Но и здесь не обошлось без накладок, которые уже зависели не от умения воевать, а от отсутствия элементарного разумения: танкистам, которые начали отступление, пришлось бросить технику и сдаться на милость победителя. Из-за чьей-то непредусмотрительности они не смогли вывести из боя материальную часть – не хватило горючего. Довольно частое головотяпство командного состава советской армии в первый год войны было фактором, сопутствующим поражениям Красной Армии, помимо превосходства фашистов в танках и авиации. Фашистская авиация – бомбардировочная и истребительная – приблизительно до середины 1942 года, момента, когда советские ВВС стали превосходить немецкие качественно и количественно, была надёжным помощником сухопутных сил, имея возможность оказывать им поддержку с воздуха. Для Красной Армии это было редкостью, праздником, который каждый раз санкционировался чуть ли не Генеральным штабом. Она могла полагаться только на мужество и стойкость пехоты и средства её сопровождения. Поэтому, выражаясь канцелярским языком, и безвозвратных потерь в ней было неизмеримо больше, чем в других родах войск. И немцы вскоре почувствовали силу русского духа на всех стратегических направлениях, в особенности на подступах к Москве. Вот дневниковое признание от 1 декабря 1941 года командующего группой армий «Центр» генерал-фельдмаршала Фёдора фон Бока: «Представление, будто пропоследние 14 дней, – галлюцинация. Остановка у ворот Москвы, где сходятся системы шоссейных и железнодорожных путей почти всей Восточной России, равнозначна тяжёлым оборонительным боям с намного численно превосходящим врагом. Силы группы армий уже не могут противостоять ему даже ограниченное время… Очень близко придвинулся тот момент, когда силы группы будут исчерпаны полностью… сила немецких дивизий в результате непрерывных боёв уменьшилась более чем наполовину; боеспособность танковых войск стала и того гораздо меньше… Группа армий вынуждена в самых тяжёлых условиях переходить к обороне…» И это, подчёркиваю, заявлено в самом начале декабря 1941 года.

Немецкий историк К. Рейнгардт дополняет эти признания: «В связи с большими потерями группа армий «Центр» была в конце концов вынуждена на всём фронте перейти к обороне. Большинство дивизий потеряли до половины своего первоначального состава. С начала наступления, 15 ноября, до конца ноября потери группы армий составили 33 795 человек, а общие её потери достигли примерно 350 тысяч человек… Но потери материальные не шли ни в какое сравнение с потерями морально-психологического характера. Контрудары русских дивизий вызвали на некоторых участках фронта 2-й танковой армии и 4-й армии настоящую панику среди солдат. Командование было вынуждено признать, что войска утратили свою обычную выдержку и уверенность…».

Более наглядно выразил эту мысль представитель Министерства иностранных дел при штабе 2-й армии граф Босси-Федриготти: «Солдат на фронте видит только, что каждый день перед ним появляются всё новые и новые части противника, что дивизии и полки, которые давно считались погибшими, снова вступают в бой, пополненные и окрепшие, и что, кроме того, эти русские войска превосходят нас не только числом, но и умением, так как они очень хорошо изучили немецкую тактику. Немецкий солдат на фронте видит, что ряды армии настолько поредели, что при всей храбрости вряд ли удастся противопоставить противнику сколько-нибудь значительные силы».

Признание противником воинской доблести своего недруга, на мой взгляд, самая объективная оценка его деловых и морально-политических качеств в отличие от ангажированных высказываний тех «либералов», если не сказать нацистов по духу, которым советский солдат пришёлся не по нутру. Разумеется, эти греющие русскую душу слова говорили те, кто не знал внутренней жизни советской армии. А в ней происходило всё то, что бывает в напряжённых ситуациях в любой армии мира, не исключая и гитлеровской, в которой царил культ повиновения старшему по званию, фюреру же тем более. И коллаборационизм, и невыполнение приказов начальства, и дезертирство не только единоличное, но и массовое, и сдача в плен, к которой относятся те же определения, и признательные показания пленников, зачастую не скрывавших секретных данных, и переход неустойчивых солдат на сторону противника (таких перебежчиков, которые составляли обычно хозяйственные команды, отказываясь брать в руки оружие, немцы называли «хиви»), и другие разновидности морально-политической деградации человека, одетого в серую шинель. Всего не перечислить.