Допельдон, или О чем думает мужчина?

…Приходит Виктор. За ним спускаются и остальные ребята. Я прошу их пока остаться в коридорчике, подождать.

– Вить, давай повторим эту сцену еще раз. Давай ты возьмешь в руки нож. Но только теперь ты ударишь им сына моего не снизу, а сверху. А он выбьет нож ногой. Вот так. А потом схватит за горло…

Показываю. Мальчишки из коридорчика внимательно следят за моими движениями. Получается красиво и убедительно. Вижу даже, что кое у кого загорелись глаза.

Еще бы! Ведь это бой из моего прошлого, я столько раз прокручивал его в голове. Ведь все могло бы было иначе, если бы…

Я смотрю на актеров.

– Вы поняли, что надо делать?

Они кивают головой.

– Тогда все. Снимаем!

Я смотрю через видоискатель на своего сына. Навожу резкость. Кричу.

– Внимание, мотор!

Камера работает. Актеры дерутся. И я снова возвращаюсь в свое прошлое. То, где я еще верил, что можно увернуться от прямого неожиданного удара, и где один человек легко бы мог справиться с бандой отморозков.

Где я верил, что правда всегда побеждает…

Допельдон! Может быть, это слово из моего детства. Какой же я тогда был наивный. Мне потребовалось двадцать пять лет, чтобы понять, что такое возможно только в кино. Допельдон. Возможно, это слово как раз и обозначает то чувство, которое испытывает отец, глядя на своего взрослеющего сына, и которому обидно оттого, что он никогда не сможет рассказать ему обо всем, что случилось когда-то с ним.

Ну как такое рассказать? Да и все равно ведь не поймет. У него сейчас другие интересы, другая жизнь, сладости и те другие… Даже чтобы понравиться девчонке, не надо с кулаками лезть на толпу отморозков. Достаточно прыгнуть на велосипеде в бассейн…

Драка закончена. Сын смотрит на меня вопросительно и несколько раздраженно:

– Ну что… еще один дубль?

И мне, конечно, хочется его снять. Хочется, чтобы он выразил на лице, хотя бы те эмоции, близкие к тем, что испытывал когда-то я, стоял на крыльце своего склада и огрызался до последнего, пока не потерял сознание.

Но откуда ему знать о таких эмоциях? Ведь сын – еще мальчишка. Поэтому, когда он хочет выразить эти чувства на своем лице, получается только смешная и нелепая гримаса. Уж лучше совсем без нее.

Я, наконец, ломаюсь и машу рукой.

– Все хватит! Всем спасибо! Съемки закончились!

Все радостно хлопают в ладоши и начинают расходиться. В комнате остаемся только я и сын. Он смотрит на меня с вопросом. Я понимаю, что сын хочет тоже уйти. Ему скучно. И я отпускаю его:

– Ну ладно, иди. Аппаратуру я сам сверну. Маме привет передай. И скажи, что буду к ужину!

– Что, правда?

– Да. Постараюсь сегодня не опоздать.

Сын убегает, а я…