Во взводе Павла были две интересные личности. Один был рядовым, как и сам Павел, с его призыва, вторая личность была сержантом. Сержанта Павел запомнил очень хорошо. Его нос, губы, непропорциональное лицо, слишком вытянуто и немного, будто скрученное вокруг оси. Голова у него была большая, похожая на огромное яйцо, которое кто-то надел на узкоплечее туловище и когда прикручивал, то немного свернул саму голову. И торчащие двумя лопухами уши. Сержант этот зверствовал особенно рьяно. Он орал и метал кулаки, когда надо и когда не надо. Если солдат падал, то сержант не унимался, он лишь входил в остервенение. Он пинал лежащего, целясь ударить по почкам, в лицо, в живот. Если не получалось, то он бил до тех пор, пока не получится, пока не попадет. Он умел доводить пацанов до слез. За глаза его называли просто – «фашист».
Рядовой, на которого обратил внимание Павел, был невысоким, крепким, но не мощным, парнишкой. С красивым, спокойным лицом, светлыми волосами и темными, блестящими глазами. Звали парнишку Булат. Всегда спокойный, неразговорчивый, хотя и не молчун. Иногда он смотрел с прищуром, прямо, неподвижно. Павел обратил внимание на этот взгляд. Однажды, когда шел по плацу. Булат стоял и смотрел в сторону главных ворот части. Стоял неподвижно, и только взгляд – живой, решительный, пристальный. Павел пошел дальше.
Однажды, когда «фашист» выдавал программу карательных действий за неудачно проведенные стрельбы, досталось и Булату. Чем именно привлек сержанта именно Булат Павел не помнил. Он лишь помнил, что сержант схватил Булата за грудки, выволок к двери и со всей силы, наотмашь двинул тому в скулу. Тут же подался вперед, чтобы начать катать по полу ногами, но наткнулся на грудь Булата, который к удивлению «фашиста» не упал, а на миг отшатнувшись, вернулся в вертикальное положение. Ярости сержанта не было предела. Он лупил Булата не останавливаясь. Пошла кровь. Нельзя было разобрать чья она, то ли это не выдержала кожа на кулаке сержанта, то ли кровоточило лицо Булата. Удары сыпались один за другим, слышалось разгоряченное дыхание сержанта, его матерные выкрики и оскорбительные слова. Он свалил-таки Булата на пол и стал бить ногами.
В отличие ото всех, кто попадал под раздачу «фашиста», только Булат не оставался на полу, стараясь переждать, когда злость сержанта пройдет. Булат постоянно пытался встать, и сержант, силы удара которого не хватало, чтобы сбивать его кулаками, просто валил строптивого солдата на пол и вновь бил ногами. Булат же, едва поймав равновесие, под градом ударов, находил опору и вновь поднимался на ноги. Самое главное, и это отметили все, Булат ни разу не издал ни единого звука. Так, словно боли он вовсе не чувствовал, а на пол его сметало ветром. Взгляд его не выражал эмоций, в нем не было ненависти. Все та же холодная, спокойная решительность.
Павел помнил первое проявление своей способности складывать множество факторов в единое целое и принимать соответствующее решение. Он не прокручивал это в голове, не проводил долгого и скрупулезного анализа. Просто в один прекрасный день он понял, что сержант регулярно покидает часть. В одно и тоже время в пятницу. Все говорило о наличии у сержанта дел амурных. Так же Павел понял, что именно в это время в зоне видимости нет офицеров. Оставалось только доработать уже существующую реальность. Связать уже сложившиеся нити в единый клубок. Специально Павел ничего не думал, не размышлял, но когда его подозвали и сказали, что для него есть поручение в городе, что он должен взять еще одного солдата с собой, все вмиг сложилось само собой. В голове сразу была готовая модель действий. Павлу лишь осталось сказать:
– Есть, найти второго, – и побежать за Булатом.