Доплыть до Каталины

Стоун быстро шел ко дну, головой вниз. Он понятия не имел, как здесь глубоко, но понимал, что усиливающееся давление скоро начнет выдавливать воздух из легких. Он удерживал этот воздух изо всех сил, и во что бы то ни стало, был обязан оставаться на плаву.

Вращая запястья рук вперед и назад, чтобы, по возможности, ослабить узы, он удерживал якорь и марлинь одной рукой, в то время как другой нащупывал наручники. В верхней части марлиня имелась щель, как бы специально сделанная для такого случая.

С трудом он сумел продеть шпильку в щель, быстро отвинтил шпильку, вырвал ее и выпустил якорь. Он перестал тонуть, но тут же сделал ужасное открытие. Выпустив якорь, он потерял и марлинь, а ведь еще оставались наручники, удерживающие цепь на его туловище.

Однажды, когда он был еще мальчишкой, родители, придерживавшиеся левых взглядов, послали его в социалистический летний лагерь. Некоторые из отрядных вожатых забавлялись тем, что, поспорив друг с другом, как долго ребята смогут продержаться на воде пока не придет помощь, связывали мальчишкам руки и ноги и бросали их в озеро. Сейчас никто не собирался его спасать, но, по крайней мере, лагерь дал Стоуну опыт плавания со связанными руками и ногами. Он попытался еще раз пальцами освободить замок в наручниках. Легкие готовы были вот-вот лопнуть, но он стал отталкиваться и грести изо всех сил, чтобы вырваться на поверхность. Глядя вверх, Стоун мог различить свет луны прямо перед собой, но понятия не имел, как глубоко погрузился. Движение казалось болезненно медленным.

Чтобы не думать об этом, он стал считать, как долго находится под водой. Он посчитал, что не меньше минуты, и до поверхности, наверное, мили и мили. Воздух начал выходить из ноздрей, и изо всех сил он старался замедлить этот процесс, так как воздух невозможно было заместить ничем, кроме соленой морской воды. Он продолжал бороться, жалея, что рот был залеплен скотчем, и он не мог кричать. Поверхность все еще была далеко.

Он представил себе, что он — морская свинка, и постарался вращаться быстрее рывками, которым обучился в лагере. Секунды казались часами. И вдруг, совершенно неожиданно, он совершенно ясно увидел луну. Он уже терял последние остатки воздуха, когда со рта отлепился скотч. Стоун вырвался на поверхность, заглотнул воздух, закричал, выдохнул и заглотнул еще и еще.

Он осмотрелся и увидел вдали удаляющиеся огни спортивной рыболовной яхты, которая направлялась к Каталине, потом стал высматривать другие суда. Их там был целый флот, но они были страшно далеко от того места, где он с трудом удерживал голову над водой.

Он попробовал плыть на спине, но цепь вокруг его туловища и мокрая одежда делали это невозможным. Все, что он мог, это продолжать делать толчки, подобно морской свинке, и подтягивать в воде связанные скотчем руки. Он старался зацепить языком конец клейкой ленты, надеясь размотать зубами, но этот конец было невозможно ухватить. Ничего не оставалось, как плыть, хоть как-то.

Стоуну удалось развить некий ритм: два гребка руками по собачьи, затем барахтаться на манер морской свинки. Это позволяло пусть и не быстро, но все же передвигаться в воде. Он поставил цель — достичь освещенных мачт. Как далеко они? Двести, триста, тысяча ярдов?

Он подумал о силах, которые еще остались, и размышлял, а хватит ли их, или, в конце концов, цепь потянет его вниз, не дав возможности добраться до близкой цели. Он вспомнил, что прочел где-то, что смерть утопленника — легкая смерть, но не поверил в это. Он думал о том, что дрейфует на дне, и его поедают крабы и акулы. Акулы — ночные существа, ведь так? Их привлекает плеск на поверхности, а он как раз плеск и вызывал. Стоун не мог привыкнуть к ледяной воде. Только почему-то поблизости не было видно кусков льда. Он бы мог забраться на льдину и дать передохнуть своим мышцам.

Ледяная вода. Большие белые акулы обитают в такой воде, не так ли? Разве рыбаки не вылавливают больших белых акул в этих водах? Кадры из фильма «Челюсти» пронеслись в его мозгу. Голая девочка, отчаянно держащаяся за буй, а в это время гигантская акула хватает ее за ногу. По крайней мере, он не голый, хотя, в этом случае, мог бы двигаться гораздо быстрее. Он подумал, что стоит сбросить ботинки, но решил, что они не замедляют движение, и потом, он, как никак заплатил за них шестьсот пятьдесят долларов. Не хотелось их терять!

Он подумал о том, как накануне спал с Бетти, но потом вспомнил, что именно она виновна в том, что он сейчас здесь, и тогда решил думать о Барбаре Тирни. Где она сейчас? Пьет шампанское на борту яхты Ипполито возле Каталины? А была ли там, в самом деле, яхта? Да, была, он припомнил, как управляющий банка рассказывал ему, что Ипполито владеет целой флотилией — ведь он так сказал. Стоун хотя и недолго, был на борту двух судов, принадлежащих Ипполито.