Дополнительный том. Лети, корабль!

Как нам удалось развернуться на волну и подойти к кораблю, я не знаю и не помню. Знаю одно, что командовал правильно, а люди работали как львы.

Итак, к моменту снятия аварийного корабля с камней на нем находилось две аварийных партии с нашего и другого корабля по 9 человек каждая и 8 человек осталось с аварийного корабля. Последние не имели спасательных жилетов. Мы распределили их по своим шлюпкам.

Итак, я должен был в случае, если аварийный корабль, будучи отпихнут в море, затонет, взять к себе в шлюпку еще 4 человека.

13 человек на шестерке в шторм!

Описывать все, что было на корабле, не буду. Самое неприятное — глухие, мощные удары корпуса по камням. И темнота.

У нас было 6 фальшвееров, они горят 4–5 минут, а после тьма делается кромешная. Палуба стоит под углом в 30 гр. Завалена сбитым такелажем, засыпана солью и рыбой — аварийный корабль шел с грузом рыбы. Для света зажгли ведра с мазутом. Волна перекатывается через борт, и бензин горит на ней. Люди измучены беспощадной борьбой с водой и нервным напряжением, шторм усиливается.

Совершенно ясно, что как только аварийный корабль будет снят с камней, он затонет. Шлюпки прыгают у бортов, как скаковые лошади. Один за другим рвутся фалиня. Я завожу их 5 штук на форштевень своей шлюпки, борта ее приказываю обвязать матрасами (из кают). В такой обстановке мы даем белую ракету-сигнал: «Усилить натяжение буксира, откачка идет успешно».

Старший на корабле — старлей с другого корабля.

Короче. Шлюпки были разбиты в щепки волной, у моей — эти 5 фалиней вырвали форштевень, а ее унесло. За три минуты до этого я приказал уйти из нее 2 матросам, которые находились в ней с топорами у фалиней — для немедленного ухода в случае затопления корабля.

Убрал я их оттуда, как видишь, вовремя.

Корабль стащили с камней, и он лег на другой борт. Залитые водой, заглохли помпы. Единственным спасением для нас было: аварийный корабль оттянут в море, и к его борту сможет подойти кто-нибудь из спасателей, чтобы взять людей. Единственная надежда была, что он не затонет раньше.

Мы собрали всех людей на кормовой надстройке. Люди с «краба» — без жилетов — нервничали. От нас до воды было метров шесть. Я сидел спиной к морю и закуривал, когда корма стала очень быстро тонуть. Волна захлестнула кормовую надстройку и рухнула мне на колени. Когда я вскочил, вокруг бушевала вода, в ней отчаянно барахтались люди, перебираясь к рубке, которая торчала из воды. Корабль быстро кренился.

Я схватился за сумку с ракетницей. Как всегда в такие моменты, кнопки заело. Меня накрыло с головой волной. Все это секунды. Наконец, удалось вырвать ракетницу и я выстрелил. Помню, что, вцепившись в шлюпбалку, увидел, как рассыпались над головой красные искры (это был сигнал о прекращении буксировки и спасении л/с).

Когда бросился к рубке, меня ударило волной, руки не выдержали и меня потащило к борту, но, очевидно, помирать было рано — вода хлынула в машинное отделение, вытолкнула из него воздух через раструбы вентиляторов, которые были рядом, и эта струя воздуха отбросила меня к рубке.

Выступавшая над водой ее боковая стенка была сплошь покрыта людьми и нам со стариком-боцманом, который тоже замешкался в корме, места на ней не было. Волна отрывала руки, корабль продолжал погружаться кормой и кренился на левый борт.

Я крикнул, чтобы люди переходили по поднимавшемуся правому борту (по его внешней части) в нос.

Чтобы сделать это, надо было прыгнуть метров с трех в кипящую воду на спардек. Все только крепче вцепились в рубку, я приказал еще раз. И вот первый, Белов — водолаз с нашего корабля — прыгнул первым. За ним посыпались другие. Секунд за 40 они перешли на задравшийся нос. На рубке осталось нас четверо. Путь на нос для нас был уже закрыт — через весь спардек, перемахивая через оба борта, шли волны.

Мы лежали на верхнем краю рубки, ноги были в воде, брызги заливали лицо. Крен прекратился, но корабль продолжало бить о камни, а нос «водило».

Единственная оставшаяся в живых шлюпка на кораблях в первый раз подошла к нам минут через 30 после аварии. Как она подходила и как снимала людей, ты себе не представишь.

Она сделала три рейса. Я ушел с корабля предпоследним (последний — старлей).

Пробыл в воде 1,5 часа. Это было 16-го января с 19 до 20.30. Сейчас уже 20-е, а у меня нет даже насморка, несмотря на то, что температура воды была + 1,7 гр.

Было ли страшно? Конечно, и очень страшно — в то время, которое пролежал на рубке без всякого занятия, когда лезли в голову всякие дрянные мысли.

Мы пели. В частности пел: «Когда из твоей Гаваны отплыл ты вдаль…», потом курили — у боцмана (он был уже в 6-й раз в такой передряге) в герметическом портсигаре были спички и папиросы. Затянуться пришлось всего два раза — потом размокло.

Первым стал доходить сигнальщик с другого корабля — у него была ранена рука и не было рукавиц. Я отдал ему свои. Его тряс озноб, и головой он бился в леерную стойку — на корабле все быстро прошло.

Между прочим, учти, что в холодной воде всегда теплее, если что-нибудь надето.