Допрос безутешной вдовы

Остановилась она там, где, по всей логике событий последнего получаса, и должна была остановиться: на обочине около входа в саппоровское отделение банка «Мичиноку». Неожиданным оказалось то, что в дверях банка она нос к носу столкнулась с моим другом Ганиным: он был неотразим в голубых джинсах и черной кожаной куртке, но яростная Ирина, видимо, так не посчитала, гордым коршуном пролетев перед его любопытным носом. Из правого переднего окна «крауна» я с улыбкой понаблюдал за тем, как сначала любопытный нос, а затем шаловливые глаза известного ценителя женской красоты Ганина проследили за парадным проходом изящной античной статуэтки в царство – вернее, учитывая скромные масштабы «Мичиноку», имеющего у нас всего лишь статус регионального банка, – в княжество мамоны.

Сначала присвистнул Ганин – от внезапного прикосновения, хотя бы только глазами, к прекрасному, а затем, приспустив стекло, свистнул я, чтобы привлечь внимание моего закадычного дружка, которому есть на что посмотреть и на его Саше и, соответственно, которому нечего пялиться на заезжих красоток, годящихся ему если не в дочки, то, по крайней мере, в самые младшие сестры.

– Ты чего здесь? – поинтересовался он у меня, подойдя к машине. – Тачка какая-то новая у тебя…

– Казенная, – успокоил я его. – А вот ты чего здесь?

– Да деньги предкам переводил.

– Предкам?

– Маме с папой! – перевел он сам себя. – Учишь тебя, учишь – а толку ни на грош!…

– У тебя что, тоже счет в «Мичиноку»?

– У меня да, а еще у кого? – Ганин распахнул надо мной свои огромные серые глаза, преисполненные одновременно удивлением и иронией, из чего я сделал, полагаю, верный вывод о том, что он опять кого-то или что-то цитирует.

– А вот красотку варьете видел? – кивнул я на дверь банка, за которой скрылась Ирина.

– Кабаре, – брякнул Ганин.

– Чего «кабаре»?

– Это была красотка кабаре – в варьете все страшные, как смертный грех, – разъяснил Ганин.

– Плевать, одна музыка! – небрежно произнес я. – Так вот у нее там счет, как и у тебя. А чего ты вдруг в «Мичиноку» счет завел, Ганин? Паршивенький банк-то…

– Согласен, но только это единственный банк японский, который в России с физлицами работает. И если у меня в нем счет, то легко и, главное, почти бесплатно можно перекинуть денежки мамочке с папочкой, которые у меня, как ты знаешь, Такуя, скромные физически-пенсионерские лица, нуждающиеся в регулярном материальном, то бишь физическом, вспомоществовании. Так что я сюда кое-какие деньги кладу и в Москву перевожу…

– Слушай, Ганин… – Мне пришлось прервать его пространный монолог на темы сыновней любви и благотворительности, поскольку меня вдруг посетила пронзительная и беспощадная мысль. – Ты это… Будь другом, вернись в банк, узнай, что этот цыпленочек в сапожках делает, а? Краем глаза…

– А ты что, сам не можешь? – Ганин заглянул в салон и ехидно принялся разглядывать мои брюки в районе паха.

– Не могу. – Мне пришлось в целях экономии времени оставить этот похабный взгляд без должного мужского внимания. – Мы с ней сегодня уже успели повздорить, и видеть меня она больше не желает. По крайней мере, без ордера на обыск.

– На обыск? – хмыкнул Ганин. – Когда получишь этот ордер, меня пригласи – я хочу ее обыскать!

– Тебе Саша твоя обыщет!

– А тебе – твоя Дзюнко! Она русская?

– Кто? Дзюнко?

– Цыпа твоя желтозадая! – недовольно пояснил Ганин.

– А-а, эта… Сахалинская…

– Значит, не совсем русская, – сделал Ганин странное заключение. – Звать как?

– Ирина. Иди давай!

Ганин вернулся через десять минут. На лице его не было и следа недавнего легкомыслия, впрочем, и серьезным назвать его было нельзя. Скорее, лицо его было элементарно задумчивым, что случается с ними обоими – и с лицом, и с Ганиным – чрезвычайно редко, поскольку мой друг гордится тем, что он может размышлять на самые высокие и широкие темы походя, без демонстрации на челе умственного напряжения и интеллектуальных потугов.

– Ну что, Ганин? – Я вылез из «крауна» ему навстречу.

– Да, в общем, ничего, – пожал он плечами.

– Что она там делает?

– Она деньги переводит, – ответил Ганин.

– Куда, не видел?

– Нет, конечно. Когда я к ней подкатил, она рукой бланки прикрыла… – все так же задумчиво произнес сэнсэй.

– А чего ты такой, Ганин, а?

– Какой «такой»? – Он посмотрел на меня своими серыми прозрачными ледышками.

– Шокированный.

– А-а, это… Понимаешь, Такуя, ни адресов, ни номеров счетов на бланке перевода я не разглядел, сумм – тоже. Но одно тебе могу гарантировать, что по крайней мере в одной сумме было девять цифр.

– Девять?! – воскликнул я и удивился неожиданной писклявости своего голоса.

– Девять, – согласно кивнул Ганин.

– Знаешь что, Ганин, ты давай бери этот «краун» и последи за ней. Она вон на том «диаманте» ездит, а мне в управление срочно надо!

– Ты чего, Такуя, сдурел? У меня третья и четвертая пара в академии! И зачем мне твой «краун» – я на своей колымаге!

– Я в академию звякну, все объясню! Давай, Ганин, не ломайся, попреследуй красивую женщину! Я тебе за это ее обыскать дам, когда ордер получу!