Дорга, ведущая к храму, обстреливается ежедневно

— Раньше мы думали: хуже, чем Гамсахурдиа, ничего и быть не может: ведь именно при нем Грузия стала настоящей «малой империей». Хотя, с другой стороны, их национализм еще раньше пышно расцвел — иначе бы его так единодушно не выбрали. И резню в Южной Осетии единодушно одобрили. Теперь понимаешь: лучше бы уж он остался, ему никто в мире руки не подавал. А вот Эдуард Бомбосбросович для них — голубь мира: он и СССР развалил, и Варшавский договор, поэтому Госсовет его и призвал на власть, чтобы получить на Западе поддержку. Грузию сразу в ООН приняли — и это как раз в то время, когда вовсю шла война в Мингрелии. Через месяц и у нас началось, а Аслан Абашидзе, президент Аджарии, давал интервью в российских газетах, что был план одновременно ввести войска и к ним, чтобы обе «мятежные автономии» разом задавить. Вот только аджарцы сразу резко дали понять, что разберутся без Тбилиси, а наши, абхазские грузины, оказались пятой колонной. А ведь если бы они тогда выступили против вторжения, мы бы, дураки, их на руках носили! Вот что значит — жадность сгубила. Беда в том, что Шеварднадзе и в России большую поддержку имеет, не зря они с Ельциным вместе в Политбюро сидели. Ведь за месяц до начала войны с российской правительственной дачи в Пицунде вывезли в Сочи все карты, оружие, боеприпасы, необходимые для ее охраны — только рации оставили. Даже карт у нас в начале войны не было: в мае 1992 через командование Закавказского военного округа со всех военкоматов Абхазии были затребованы в Тбилиси карты гражданской обороны. Я больше чем уверен: в Москве знали, что здесь готовится.

* * *

— Вот если какая опасность — я задницей чую! Скольки ж раз было: приказывают — переходите вот в тот дом! А я говорю: та ни, хлопцы, задницей чую — подождем чуток! И шо ж: через несколько минут — туда прямое попадание!

Через пару дней беднягу доставили к нам на эвакопункт — с простреленной навылет задницей.

А вообще в тот день таких обидных ранений было пять или шесть: отдельные группы вырывались вперед и получали в дыму и неразберихе «по тылам» от своих же, приотставших. И назвали его девчонки: «Задний день».

* * *

25 сентября — контратака отбита. Наступление пошло с высот над столицей, по Каманскому направлению. Столпившись у рации, слушаем: «Противник отступает в район свалки!»

— Слава Богу, — почти благоговейно произносит Асида Квициния, — нашли они себе наконец достойное место…

До центра Сухума — полкилометра.

* * *

Вечером захожу в штаб Эшерского направления — заместитель начштаба Василий Кове говорит с Гудаутой:

— Послушайте, у вас там пары-тройки наших флагов нет? Пора бойцам выдавать… Ну да, для здания Совмина… Понял, высылаю людей!

… Мы ехали и пели про Победу — одну на всех, мы за ценой не постоим, про последний бой, который трудный самый, про красивое имя, высокую честь — Сухумская волость в Абхазии есть, и даже — трижды сплюнув — про радость со слезами на глазах, которых уже действительно невозможно удержать…

В Генштабе Василий торжественно принимает государственные флаги Республики у Министра обороны Султана Сосналиева и Главного военного комиссара Сергея Шамба. Все, кто был в здании, собрались в кабинете — действительно исторический момент.

На обратном пути заезжаем на минутку в дом к Васиной родне. Старая женщина в глубоком трауре просит: «Дайте хоть взглянуть, за что мы умирали!» — прячет в складках флага просветлевшее лицо, целует и плачет, плачет навзрыд.

* * *

— Я раньше думал — любого грузина голыми руками удавлю — хоть старика, хоть ребенка! А когда вот так сталкиваешься — не могу обидеть. В дом зашли: мать и четверо детей — голодные, сил нет! Дали пацанам хлеба — плачут, но не берут, оказывается, их пропаганда стращала, что абхазы будут отравленное давать. На обратном пути завез им арбуз — тут только дети лопать начали…

* * *

В бою погибли военврач Виталий Матосян и девятнадцатилетняя санинструктор Виолетта Клиевская, выносившая его из-под огня. Снайпер развлекался — ранив девушку в ногу, потом прострелил ей руку, немного погодя — голову.

* * *

— Когда шли уличные бои, мы укрылись во дворе, где жил мой друг, Лаша Когония, погибший в мартовское наступление. А на днях погиб и его младший брат. К нам выбежала их мать — они с отцом всю войну здесь, в оккупации были — узнала меня, вынесла воды попить. Я одним духом выпил и скорее бросился прочь, пока она не успела ничего спросить. Ведь еще не знает, что обоих ее сыновей нет в живых — и не дай Бог первому такую весть матери принести…

* * *

Ненавижу формулировки типа «братоубийственная война», «геноцид против собственного народа». Что же, если не братья — позволено убивать? Или геноцид «чужого» народа — меньшее преступление?

Любопытно, как события на театре военных действий влияют на лексикон Шеварднадзе: только абхазы нажимают, в его патетических заявлениях вместо «Великой Сакартвело» начинает фигурировать «маленькая Грузия».

* * *

27 сентября 1993 года около трех пополудни мы узнали, что Совет Министров — здешний «Рейхстаг» — взят.