Дориан Дарроу: Заговор кукол

— Пока да. А если нам удастся придти к соглашению, то живой и останется. Голубок и горлица никогда не ссорятся, так?

И снова смех, в котором мне чудится отчаяние, что удивительно и невозможно: из нас двоих именно я пребываю в положении жертвы.

Голубок и горлица… бабушка так говорила.

Надеюсь, Ульрик сумеет придумать правильную ложь. А еще надеюсь, что он доберется до этого ублюдка, чье лицо определенно было знакомо мне.

— И все-таки, зачем я вам нужен?

— Ну должен же кто-то совершить покушение на Ее Величество Королеву Викторию. Уверяю, методы будут самыми прогрессивными.

— Глава 43. В которой Персиваль пытается разговаривать вежливо, а Минди вымещает злость на ведре…

Трактир "Свиное ухо" ютился под мостом. Задней стеной он прирос к опоре, а сбоку выкинул осклизлый язык мостков, по которым кухарки бегали за водою. Вода воняла тиной и изредка — блевотиной, однако же хитрая смесь травок Мамаши Джу глушила запах. Правда пиво, которое разбавляли водой, после отдавало привкусом мяты, но завсегдатаи находили в том свою особую прелесть.

С другой стороны к трактиру примыкал грязноватый домишко, куда Персиваль и направился. Горбуна, попытавшегося было заступить путь, Перси схватил за шиворот и, хорошенько тряхнув, поинтересовался:

— А не подскажете, милейший, вы тут карликов не видали?

Фразочка сама с языка слетела, и Перси восхитился тому, до чего ладною вышла.

— К-карликов? — переспросил горбун, зеленея собою. — К-каких к-карликов?

— Любых. Одного. Бакстером звать.

Перси достал из кармана монету и прижал к носу горбуна, уповая, что здравый смысл вкупе со златолюбием возьмут верх над упрямством, и бить морду не придется.

Перси слишком устал, чтобы морды бить.

— В-видал, — ответил горбун, кося на монету. — В… в домике он. С девкой. И еще с одним. Здоровый. Здоровей тебя будет.

Ну это навряд ли.

Уродца Перси выпустил, а черному ворону, устроившемуся на крыше, пригрозил кулаком. Ворон раззявился и хрипло каркнул:

— Неве-Р-мо-РР!

— Это мы еще посмотрим, — ответил ворону Перси, пинком вынося дверь. — Стоять! Именем Святого Клирикала!

Хлопнуло ветром, опрокинуло свечу. А следом в Персиваля полетела лампа. Еле-еле уклонился. Лампа ударилась о стену и разбилась, выплеснув масло.

— Стоять!

Что-то ударило по ногам, норовя опрокинуть, и завизжало, когда Перси отвесил пинка.

Масло занялось. Полетели синие хвосты пламени, заплясали, цепляясь за стены.

— Сгорите нахрен! — предупредил Персиваль, отступая к порогу. — Или выползайте, или я…

Грохнул выстрел. Пуля вошла прямехонько над головой, выбив из стены щепу и мелкую искру. Перси присел и попятился к двери. И остановился, когда сзади на плечи легли чьи-то руки.

— Не дури, — тихо сказал Перси, чувствуя, как уходит из-под ног земля. Шея захрустела, а жесткие пальцы промяли горло, норовя переломить кадык.

Вот же…

Перси попытался вывернуться или хотя бы пнуть того, который сзади. Не дотянулся. А он и вправду здоровущий урод! И сейчас задушит Персиваля.

Или шею свернет.

Тетушки расстроятся. А Дорри один не справится.

Дорри не понимает, до чего все серьезно.

На синие хвосты пламени легло покрывало. Откуда-то издали донесся хриплый вороний хохот, а Персиваль понял, что умирает. Было обидно.

— Нет! Джованни нет! Брось! Фу!

Поздно, милочка. Кажется, все.

Минди вымещала раздражение на ведре. Пустое, оно было поставлено в каморку для естественных надобностей, однако же годилось и для пинания. Ведро подпрыгивало, позвякивало и скребло днищем о камень.

Дура! Какая же она дура! Распелась соловьем, расхвасталась. А этот слушал, кивал, поддакивал, да еще фразочки свои то и дело вворачивал, по которым выходило, что Минди все верно делает.

А она и делала!

Вот только в мастерскую его приглашать не следовало.

— Знающим людям надо держаться вместе, — в который раз передразнила Минди, пнув уже не ведро, но толстенный прут. И женщина, что-то писавшая в углу подвала, обернулась, пригрозив Минди пальцем.

— Угомонись.

— Меня искать будут! — предупредила Минди, понимая, что врет.

Кто будет? Летиция Фаренхорт? Да она, небось, уже написала папеньке гневливое послание с подробненьким рассказом о побеге Минди. И значит что? А то, что Минди сама виновата!

Дура!

— И выкуп… если вам нужен выкуп, то… скажите сколько.

Женщина обернулась. У нее усталое лицо с глубокими морщинами и мертвые глаза. А в глазах слезы и это странно, потому что мертвецы не умеют плакать.

— Я долг отдаю, — сказала она. — Другой долг. А деньги… деньги он возьмет. Он всегда получает то, чего хочет.

И Минди ничегошеньки не поняла. Она села на лавчонку, вытянула ноги и уставилась на сапоги. В каблуке левого был тайник с отмычкой. Вот только отмычкой, пока на тебя смотрят, не воспользуешься.

— Скажите, он меня убьет?

Женщина повернулась спиной, показывая, что не желает разговаривать.

— А можно мне тогда хотя бы книгу какую-нибудь? Или газету? А то скучно.