На следующий день ближе к вечеру, когда они подошли к повороту дороги, мальчик вдруг остановился и положил руку на тележку. Прошептал: «Папа». Отец поднял голову. Впереди на дороге маячила фигура: человек шел, согнувшись, с трудом передвигая ноги.
Отец стоял, облокотившись на ручку тележки. Пробормотал:
— Ну, кого еще черти принесли?
— Что же нам делать, пап?
— Может, это западня.
— И что будем делать?
— Давай пойдем за ним. Посмотрим, обернется он или нет.
— Давай.
Путник явно не собирался оборачиваться. Какое-то время они просто шли за ним, а потом ускорили шаг и нагнали его. Старик, невысокого роста, сутулый. За плечами — армейский рюкзак с привязанным сверху одеялом. В руках очищенная от коры палка — нащупывает ей дорогу. Увидев их, отошел к самой обочине и повернулся к ним лицом. Смотрит опасливо. Челюсть подвязана грязнущим полотенцем, будто зубная боль его замучила. Воняет невыносимо. Не то чтобы от них самих уж очень хорошо пахло, и все же…
— У меня ничего нет. Хотите, проверьте.
— Мы не грабители.
Повернул голову так, чтобы лучше слышать:
— Что?
— Говорю, мы не грабители.
— Кто же вы тогда?
Что они могли сказать ему в ответ? Старик вытер нос рукой и стоял в ожидании. Ноги обернуты в тряпки и куски картона и перевязаны зелеными веревками, сквозь дырки и прорехи в одежде видны слои отвратительных лохмотьев. Как-то вдруг сник. Оперся на палку, и опустился на дорогу, и сел прямо в кучу пепла, закрыв одной рукой голову. Стал похож на ворох тряпья, упавший с тележки. Они подошли поближе и остановились.
— Эй, послушайте!
Мальчик нагнулся к старику и прикоснулся рукой к его плечу:
— Пап, он напуган. Он очень боится.
Отец оглядел дорогу:
— Если это засада, убью его первым.
— Пап, он просто боится.
— Скажи ему, что мы его не обидим.
Старик качал головой из стороны в сторону, вцепившись пальцами в грязные волосы. Мальчик посмотрел на отца:
— Может, он думает, что мы ему привиделись.
— И кто же мы тогда, по его мнению?
— Я не знаю.
— Нам нельзя здесь задерживаться. Надо идти дальше.
— Он боится, папа.
— Не советую тебе прикасаться к нему.
— А может, дадим ему поесть?
Стоял, смотрел на дорогу. Прошептал: «Черт побери». Посмотрел на старика. Ну что, он превратится в бога, а они — в деревья? Сказал:
— Ну хорошо, хорошо.
Развязал полиэтилен на тележке, откинул его в сторону и, порывшись в банках, выудил одну — с фруктовым салатом, достал открывалку из кармана, открыл банку, отогнул крышку, пошел обратно и, присев, передал банку сыну.
— А ложка?
— Ложка ему не положена.
Мальчик взял банку и протянул ее старику, прошептав:
— Возьмите. Вот.
Старик поднял глаза и посмотрел на мальчика. Тот совал ему банку. Похоже, будто на дороге кто-то наткнулся на раненого стервятника и пытается его накормить. Мальчик повторял:
— Не бойтесь.
Старик опустил руки. Заморгал. Серо-голубые глаза. Глубоко спрятаны в мешочках между тонких забитых грязью морщин.
— Да берите же.
Старик протянул костлявую скрюченную руку, взял банку, прижал к груди.
— Ешьте, это вкусно.
Мальчик поднес к губам воображаемый сосуд и сделал глотательное движение. Старик посмотрел на банку. Перехватил покрепче и поднял, поводя носом. Длинные желтоватые паучьи пальцы поскребли по металлу. Потом наклонил банку и отпил. Жидкость потекла вниз по немытой бороде. Опустил банку, долго, с трудом жевал. С усилием проглотил, так что голова дернулась. Ребенок прошептал:
— Пап, смотри, ест.
— Да, вижу.
Мальчик повернулся к отцу. Тот сказал:
— Я догадываюсь, о чем ты хочешь попросить. Сразу говорю: «Нет!»
— Ну и что я хотел спросить?
— Не можем ли мы его взять с собой? Нет, не можем.
— Я знаю.
— Ты знаешь?
— Да.
— Ну хорошо.
— Мы можем ему еще что-нибудь дать?
— Сначала убедимся, что он с этим справится.
Смотрели, как он ест. Закончив, уставился на пустую банку, может, в надежде, что она как по волшебству наполнится!
— Что ты хочешь ему дать?
— А ты как думаешь?
— Я-то думаю, что ничего ему давать не надо. Что бы ты хотел?
— Могли бы приготовить что-нибудь на плитке. А он бы с нами поел.
— На ночлеге?
— Ну да.
Отец посмотрел на старика и на дорогу. Сказал:
— Ладно. Но завтра мы идем дальше.
Мальчик промолчал.
— Это все, на что я согласен.
— Хорошо.
— «Хорошо» означает «договорились раз и навсегда». Означает, что завтра ты не начнешь канючить.
— Это как — канючить?
— Это значит, что завтра ты не заведешь об этом разговор и не примешься меня переубеждать. Никаких переговоров. Договорились, и точка.
— Хорошо.
— Вот и отлично.
Они помогли старику встать и подали ему палку. Едва ли весит больше ста фунтов. Стоит и неуверенно оглядывается. Отец забрал у него пустую банку и закинул подальше в лес. Старик попытался отдать ему палку, но отец оттолкнул его руку. Спросил:
— Когда вы в последний раз ели?
— Я не знаю.
— Вы не помните?
— Только что ел.
— Хотите поесть с нами?
— Не знаю.
— Не знаете?
— Что поесть?
— Может, тушеную говядину. С крекерами. Выпить кофе.
— Что я должен за это сделать?
— Сказать нам, что произошло с миром.
— Что?
— Ничего нам от вас не надо. Вы идти можете?
— Я могу идти.
Посмотрел на мальчика:
— Ты ведь маленький мальчик?