Дорога

Потянувшись к своим ботинкам, он надел сначала один, потом второй, резко дёргая за шнурки, словно хотел их оторвать. Его руки с длинными пальцами и узловатыми суставами были костлявыми, забрызганными высохшей кровью. Под ногтями у него тоже была кровь.

Наконец, со стоном облегчения он встал, потягиваясь и разминая мышцы. Он поморщился, когда с первым порывом ветра до него долетел слабый запах разлагающегося мяса. Пока запах был не слишком силён, но скоро он станет невыносимым. Под этим солнцем Маллит начнёт разлагаться мгновенно. Из его внутренностей будет сочиться жидкость, живот вздуется, и по нему начнут ползать черви.

Размышления на эту тему доставили хозяину Маллита некоторое удовлетворение, потому что это было всё, что заслужил Маллит. Внезапно внутри у него вспыхнула горячая ярость, которая подействовала на него, как кровоизлияние — только словно вместо крови по его жилам потекла густая, насыщенная серой лава. Он с силой наступил на голову Маллита, четыре или пять раз, чувствуя, как хрустят мелкие кости. Затем он повернулся, присел и засунул ствол винтовки глубоко в нору.

— Скажи «спокойной ночи», маленький ублюдок! — выплюнул он. Когда он нажал на спусковой крючок, нора взорвалась. Мелькнула вспышка, раздался грохот, и в воздух поднялся столб пыли. Человек засмеялся и снова зарядил ружьё, передёрнув затвор. Вторая пуля заняла место первой. Когда он снова засунул ствол ружья в нору, ему показалось, будто он что-то услышал — слабый стон? Может быть.

Но в ушах у него до сих пор звенело.

Он выстрелил ещё и ещё раз. Он стрелял до тех пор, пока не опустел магазин, потому что у него было много боеприпасов. Очень много. У него даже было ещё одно ружьё — чертовски старая винтовка, которую он забрал у старика. Она выглядит, как ненужный хлам, но она действительно работает, конечно, если ты не полуслепой инвалид. Он не удержался от смеха, когда подумал о том ковыляющем идиоте, который нёс пули в кармане, словно упаковку мятных леденцов. Шаркал своими домашними тапочками.

Подсадная утка.

Человек выпрямился, тяжело дыша. Он посмотрел по сторонам, но увидел только пустынную местность; вороны улетели. Поблизости не было никаких подозрительных облаков пыли. Теперь он снова был спокоен — даже безмятежен — потому что выполнил свою работу. Наконец работа была сделана. Она стоила долгого ожидания — стоила бесконечного, мучительного, удушающего ожидания. И он чувствовал какую-то слабость, какое-то отупение в мыслях… Ну, так и должно быть. Этого следовало ожидать. Это всё равно, что прибежать после марафона или приходить в себя после долгого, тяжёлого заплыва. Разумеется, ты будешь чувствовать головокружение.

Ему захотелось сфотографировать это место, но он не был глуп, что бы ни говорили другие. Он знал, что не следует оставлять себе никаких сувениров. Это не входило в его план. Теперь ему нужно было избавиться от своего ружья и оставить старую винтовку. Он был готов поспорить, что никто не знает об этой развалюхе — теперь, когда её владелец был мёртв. Она из тех вещей, что фермеры находят под своими сараями для стрижки овец и прячут в чуланах. Чертовски старая. Его собственное ружьё не было зарегистрировано на него, так что здесь всё было в порядке. Оно было украдено одним его приятелем. Тот продал его за выпивку.

Ясно? Он знал, что делает. У него всё было под контролем. Теперь он держал под контролем всё — абсолютно всё. Даже эту шлюху, эту стерву, это проклятую, проклятую суку, которая наводила на него порчу. Он вырезал её глаза. Он размазал их по твёрдой земле.

При мысли о ней его чуть не стошнило. Его руки тряслись, когда он начал шарить по карманам в поисках патронов. Но потом он случайно посмотрел на землю и увидел блестящий тоненький ручеёк, который медленно, очень медленно вытекал из норы.

Он казался почти чёрным, но это было не так. Он был насыщенного тёмно-красного цвета.

С удовлетворением человек отвернулся. Он пошёл к дому размеренными шагами, некоторое время подзывая свистом собаку, прежде чем он вспомнил об участи Маллита. Тогда он засмеялся дрожащим пронзительным смехом и стукнул себя по лбу.

Несколько мух последовали за ним. Большинство осталось рядом с собакой, и совсем немногие начали исследовать нору, привлечённые обещанием скорой поживы.

Глава 7

Воздух в машине казался густым, как гороховый суп, от стоявшего в нём напряжения.

Верли знала, что Росс начинал беспокоиться. После почти сорока лет совместной жизни она без труда видела признаки этого. Его поза оставалась неизменной и напряжённой. Он постоянно фыркал и откашливался. Он не сказал ни слова за последние двадцать минут.

Верли тоже молчала. Она знала, что если озвучит засевший в мыслях вопрос, то он или с яростью набросится на неё, или с раздражением попросит её помолчать, потому что пытается сосредоточиться и понять, что происходит.

Она осторожно потянулась к своему кошельку и достала мятную конфету, которую постаралась развернуть как можно быстрее.