Неожиданно ему пришла в голову мысль, что он может попасть в засаду. Хотя пока было непохоже, чтобы он приближался к засаде, это не стоило исключать — и он внимательно осматривался вокруг, пересекая ручей, который густо зарос кустарниками и высокой травой. К счастью, ничего не случилось, и он начал удаляться от опасного участка пути. Теперь перед ним расстилалась почти пустынная местность с немногочисленными солончаками, где притаившийся убийца вряд ли нашёл бы себе укрытие и скрылся бы от острых глаз жертвы. Алек тоже был весь на виду, но, по крайней мере, он сможет обнаружить опасность раньше, чем она начнёт ему угрожать.
Он попытался вспомнить устройство старой винтовки его отца и то, насколько точно она попадала в цель на больших расстояниях. Его отец всегда говорил, что пуля из винтовки поражала цель в переделах четырёхсот ярдов, но он не совсем точно представлял, как далеко должен находиться человек, который хочет попасть в него из винтовки. Возможно, это зависит от оружия, подумал он.
Но его размышления на этот счёт были отрывочными, от таких мыслей он нервничал ещё больше. Точно так же, как от размышления о тех людях, которые остались позади. Время от времени он думал о том, кто мог их убить и почему, но через несколько секунд его мысли переключались на другое. Он не мог ни на чём сосредоточиться. Он был слишком издёрган.
Вдруг он услышал выстрел.
Звук был слабым, но довольно отчётливым; ему показалось, будто сердце перекувырнулось у него в груди. Когда раздался следующий выстрел, а потом ещё один, он побежал — отчаянно, без всякого раздумья. Он знал только то, что ему нужно скрыться, что стрелявший человек находится где-то позади него, что, возможно, его жертвами стали Грэхем и Крис. Всё-таки там
Тяжело дыша, он начал замедлять бег. Ноги не подводили его, но лёгким не хватало воздуха. Слишком мною сигарет. Слишком много пиццы и слишком много пива. Наконец, он остановился, согнувшись и опираясь руками на колени. Грудь вздымалась и снова опадала. У него кружилась голова; ручьём лился пот. Отовсюду к нему слетались мухи.
Он подумал: если сейчас ты не успокоишься, Доузи, то потеряешь сознание. Чёрт, ты должен взять себя в руки!
К счастью, было уже поздно. Солнце клонилось к горизонту и температура воздуха падала; по крайней мере, ему не грозила опасность получить солнечный удар. Когда сердцебиение понизилось, он снова двинулся вперёд — не бегом, но быстрым шагом, поминутно оглядываясь назад. Время шло — пять минут, десять минут. Опять стало тихо. В кустах, разбросанных на большом расстоянии друг от друга, щебетали птички, которые готовились ко сну. Шорох в траве справа от него обозначил путь какой-то небольшой рептилии — возможно, ящерицы, — но ничто не нарушало тишину, кроме глухого звука его шагов.
И чего-то ещё.
Алек остановился, когда его ухо уловило слабое жужжание. Оно было очень тихим, но это был, да, это был двигатель. Может быть, проезжающий по шоссе автомобиль? Но он даже не видел дороги.
Нет, звук доносился с противоположного направления.
Странно, но он не запаниковал. Он знал, что у него нет времени на панику. Вместо этого он почувствовал неожиданное спокойствие. Голова прояснилась; казалось, что кровь в венах охладела и потекла медленнее. Он осмотрелся, заметив ближайшие заросли соляных кустов. Они находились почти в двадцати метрах от него. Рядом с кустами росла малга, но, как и большинство деревьев этой породы, она напоминало своей формой перевёрнутый треугольник. Листва разрасталась вверх от тонкого ствола, который не мог послужить укрытием. Нет — или соляной куст, или ничего. Поспешив к нему, Алек поблагодарил бога за то, что он не успел добраться до солончаков. Здешние кустарники — то, что от них осталось — были не выше телёнка средних размеров. Но этот куст, напротив, оказался больше. Размером почти с корову.
Как раз настолько большим, чтобы в нём мог спрятаться человек, если он свернётся, словно ребёнок в утробе матери.