Дорога

…Наконец-то Ниночка пришла в себя! Слава богу, а то на Андрюше лица не было… Я было заикнулся, чтоб за руль сесть, но он коротко глянул на меня, и этого хватило. Словно из сузившихся бойниц на меня прищурился кто-то, бесконечно старый и бесконечно уставший… Да и машину он вел так, как никогда – легко и страшно. Я успокоил Тальку и занялся Ниной, успев подумать, что чертов Отросток явно вознамерился угробить нас всерьез.

Нина все пыталась выговориться, и я не мешал ей, хотя помнила она немногое, а воспоминания о каталепсии в траншее сразу вызывали у нее истерику…

Потом я увидел, как впереди заклубился уже знакомый туман, быстро сгущаясь, и над асфальтом явственно проступил купол верхней части Атмосферного Черепа. Он медленно выползал из-под земли, словно костяной сюрреалистический росток; асфальт трескался, вспучивался, расступался в стороны, выпуская все новые сантиметры, дециметры, метры Черепа.

Андрей остановился. Череп так и не вылез целиком. На этот раз он выглядел более правильным, только зубы казались длиннее обычных, а на темени был укреплен транспарант.

«All the world is a stage, all the people are players. But you can improvise…»[2] – гласил он.

Дав нам вволю налюбоваться надписью, Череп лениво перешел в атмосферное состояние. Дыра в дороге затянулась без последствий.

– А почему дядя Череп молчал? – робко поинтересовался Талька.

– Стыдно ему… – буркнул Андрей. – Он Шекспира переврал.

У меня было на этот счет иное мнение.

– Стыдно – это верно… Правило он свое нарушил. Подсказывать начал. И более откровенно, чем раньше… Тебе не кажется, Андрюша, что мы играем отведенные нам роли в гигантском театре абсурда? Причем…

– Причем, – хмуро продолжил Андрей, – наша роль – главная, что меня отнюдь не радует. Я не гонюсь за славой…

– Я тоже. Да и все, кто попадался нам на пути, очень уж смахивают на статистов. А мы играем, и, по-видимому, играем в нужном направлении. И если нам не удастся поломать предложенный рисунок роли, то я просто не знаю…

– И я не знаю, – сказал вдруг Андрей, поворачиваясь ко мне. – Что-то ворочается в моем мозгу, некое смутное знание, но когда я пытаюсь ухватить его мелькнувший и ускользающий хвост – оно уходит. Кто-то продирается сквозь меня, он неслышно кричит из последних сил, но я не слышу его – хотя кричит он что-то важное, нужное… И для меня, и для тебя, Арсен, и для Нины с Виталькой, и для всех – а, может быть, для всех в самом широком смысле…

– Кто кричит? – спросил я.

– Никто не кричит, – неожиданно сказал Андрей. – Ты о чем?

– О тебе, – немного обиделся я. – Ты же сам сейчас сказал, что кто-то кричит…

– Я сказал?! – изумился Андрей. – Я молчал…

– Молчал, – тихо подтвердила Нина.

Талька только молча кивнул.

Конец коровы бабки Салтычихи. Андрей

…Казалось, сегодняшнему дню не будет конца. Часы у нас всех стояли, время остановилось вместе с часами, и сутки длились, по крайней мере, неделю. Тени удлинялись, перечеркивая серое полотно дороги, и предзакатный багрянец полыхал в окнах домов очередного поселка, или города, или как оно там называлось…

Центральная улица была вся изрыта свежими окопами с высокими брустверами (насколько я успел заметить, в этом Отростке постоянно и много копали, причем в самых неподходящих местах), вокруг сновали озабоченные солдаты, устанавливая проволочные заграждения вокруг пулеметных гнезд…

Я остановился у первого окопа и, высунувшись в окно, стал осматриваться в поисках объездного пути. Совсем рядом, на вывороченном из земли бетонном блоке, сидел и курил скучающий лейтенант. Один погон его кителя был оторван и свисал вниз.

– Что это у вас? – заинтересованно спросил его Арсен. – Война, что ли? Или учения?…

– Мучения, – вяло отмахнулся лейтенант. – Тигр из зоопарка сбежал.

– А окопы зачем роете?

– Приказ.

Возразить было нечего.

– И давно он сбежал? – осведомился я.

– Кто?

– Ну, тигра ваша…

– А-а… Недавно. Месяцев семь назад. Или восемь.

– Так почему тревогу только сейчас подняли?

– И ничего не сейчас, – обиделся лейтенант. – Когда надо, тогда и подняли. Мы тут уже в девятый раз окопы роем. Как увидит кто зверя – так и окапываемся. Заново. А потом засыпаем, чтоб движению не мешало.

Собственно, сам лейтенант окопов не рыл, он сидел, курил и уверенно говорил – «мы»…

– Скажите, товарищ военный, – встревоженно выглянула в окно Нина, – а жертвы за это время были?

– Были, – хмуро сообщил лейтенант. – У бабки Салтычихи корову задрал. Мы стрельбу открыли, а он смылся. А к утру только полкоровы осталось, да и в той – пятнадцать пулевых ранений. Остальное то ли хищник отожрал, то ли народ по хатам растащил…

– Тогда почему паника? – изумилась Нина.

– Никакой паники, – строго сказал лейтенант. – Все согласно приказу. Охрана мирного зверя и ловля дикого населения. То есть наоборот. И меры защиты. Вот и окапываемся.

– А объехать ваши противотигровые надолбы можно? – усмехнулся Арсен.

– Можно. В переулок, там направо, два квартала проедете и снова направо. Понятно?

– Так точно, товарищ бригаденфюрер! – невпопад заявил Виталька.

Лейтенант покосился на него, но промолчал.