Дорога

Все это не опровергает того факта, что Перечницы-младшие заставили старшую сестру пройти при жизни через настоящее чистилище. Средняя была неряха и лентяйка, и ее характер и поведение не оставались безызвестными селению, которое по пронзительным крикам и перебранкам, повсечасно доносившимся из заднего помещения лавки и из жилища Перечниц, следило за прискорбным, чтобы не сказать более, развитием отношений между сестрами. Но нужно признать, говорили в селении, — и, должно быть, это было верно, поскольку это говорили все, — что, пока три Перечницы жили вместе, не было случая, чтобы они пропустили восьмичасовую мессу, которую священник дон Хосе служил в приходской церкви перед алтарем святого Роха. Они шли туда, все трое, прямые, как жерди, в любую погоду — и в стужу, и в дождь, и в грозу. И шагали они как положено, в ногу, чеканя шаг, потому что помимо сбережений унаследовали от отца вкус к маршировке и военную выправку. Раз-два, раз-два; так шли в церковь Перечницы, высоченные, плоскогрудые, узкобедрые, в платках, завязанных под подбородком, и с молитвенником под мышкой.

Потом средняя, Элена, умерла. Она скончалась зимой, в хмурое, дождливое декабрьское утро. Когда люди приходили выразить соболезнование пережившим ее сестрам, Перечница-старшая крестилась и говорила:

— Бог мудр и справедлив в своих решениях; он прибрал самую никчемную из нашей семьи. Возблагодарим его.

Уже на маленьком кладбище, прилегающем к церкви, когда тощее тело Элены, Перечницы-средней, засыпали землей, некоторые женщины начали голосить. Перечница-старшая, суровая, достойная и непоколебимая, сказала, обратившись к ним:

— Не оплакивайте ее. Она умерла по нерадивости.

И с этих пор троица превратилась в пару, и на восьмичасовой мессе, которую священник дон Хосе служил перед алтарем святого Роха, не хватало тонкой фигуры покойной Перечницы-средней.

Но с Перечницей-младшей случилась еще худшая беда. В конце концов, то, что произошло со средней, было предназначено божьим промыслом, тогда как младшая по легкомыслию и беспечности поддалась плотской слабости и, следовательно, в своем несчастье виновата была она сама.

В то время в селении открылся маленький филиал банка, который теперь замыкал площадь с одной из сторон. Вместе с директором прибыл красавчик служащий, статный и хорошо одетый молодой человек, который произвел на местных жительниц такое впечатление, что они только для того, чтобы увидеть в окошечке его лицо, несли ему свои сбережения. Банк использовал хорошую приманку, чтобы заполучить клиентуру. Этот прием, до которого какой-нибудь крупный финансист, быть может, и не унизился бы, в селении дал замечательные результаты. Рамон, сын аптекаря, который тогда начинал изучать юриспруденцию, даже высказал сожаление, что он еще не в состоянии написать докторскую диссертацию на оригинальную тему: «Влияние тщательно подобранного персонала на финансовые накопления в населенном пункте», что сделал бы с большим удовольствием. Под «финансовыми накоплениями» он подразумевал сбережения, а под «населенным пунктом» конкретно свое маленькое селенье. Но выражение «финансовые накопления в населенном пункте» звучало очень хорошо и придавало его гипотетической работе, как он говорил, хотя и в шутку, более высокий смысл и куда больший размах.

С приездом в селение банковского служащего Димаса отцы и мужья насторожились. Священник дон Хосе, настоящий святой, многократно беседовал с доном Димасом, подчеркивая серьезные последствия, как благотворные, так и пагубные, которые может иметь воздействие его усов на селение. Эти постоянные собеседования священника и дона Димаса несколько рассеяли опасения отцов и мужей, и даже Перечница-младшая сочла, что нет ничего предосудительного и рискованного в том, чтобы позволять дону Димасу время от времени провожать себя, хотя ее старшая сестра, доводя до крайности требование скромного поведения, во всеуслышание порицала ее, крича о ее «распущенности и бесстыдстве».

Без сомнения, перед Перечницей-младшей, которой до сих пор эта долина казалась глухой и безрадостной, как тюрьма, открылись новые горизонты, и она впервые в жизни обратила внимание на красоту обрывистых гор, поэтичность широко раскинувшихся лугов и тревожащие воображение пронзительные свистки паровозов, прорезающие ночную тишину. Все это в общем и целом пустяки, но пустяки, приобретающие особое значение для очарованного сердца.

Однажды вечером Перечница-младшая вернулась ликующая со своей обычной прогулки.

— Послушай, сестра, — сказала она. — Не знаю, почему ты невзлюбила Димаса. Это самый лучший человек, какого я знаю. Сегодня я заговорила с ним о наших деньгах, и он сразу подал мне несколько мыслей насчет их прибыльного помещения. Я сказала ему, что мы их держим в одном банке в городе и что мы с тобой обсудим это дело и решим, как поступить.

Перечница-старшая так и взвыла.

— А ты сказала ему, что речь идет всего лишь о тысяче дуро?

Перечница-младшая улыбнулась: сестра недооценивала ее осмотрительность.

— Конечно, нет, — ответила она. — О сумме я ничего не сказала.