Глава 8, в которой я примиряю семейную пару, и превращаюсь в цепного пса
Принятые практически подряд растворы звезды и горошины ожидаемо спровоцировали появление перед глазами красных строк уведомлений:
Читая, заедал горечь во рту тут же состряпанными бутерами. Потом допил остатки живца из банки. И стал отмерять в опустевшую посудину самогона для изготовления второй партии живца.
Но завершить начатый процесс мне помешало неожиданное вторжение соседей по лестничной площадке.
Громыхнула ударившаяся об стальной косяк железная дверь, и тут же из прихожей раздался истерический женский вопль:
— Ааа!.. Леопольд Тихонович, спасите! Мой Миша сошел с ума!
— Твою мать! Ни минуты покоя в этом зоопарке, — заворчал я, откладывая банку с самогоном и поднимаясь из-за стола.
— Ааа!.. Мишааа! Прекратиии! — продолжала надрываться истеричка в прихожей.
Добежав до входной двери, я обнаружил дородную даму лет сорока, в элегантном домашнем платье, но босую и с растрепанными волосами, обеими руками вцепившуюся в дверную ручку, и с трудом удерживающую яростные рывки с другой стороны.
Я тут же вспомнил эту женщину. Когда под скрытом поднимался по лестнице, она была одной из четверки наблюдателей, собравшихся на площадке пятнадцатого этажа. Там она еще была в туфлях и с красивой прической.
— Ну-ка в сторону! — скомандовал я даме.
— Ааа! — еще сильнее заголосила женщина, когда, обернувшись на голос, обнаружила на пороге прихожей, вместо пенсионера-соседа, незнакомого бородача.
— Да не трону я тебя, дура, — поморщился я, плечом отпихивая истеричку к стене.
Даме пришлось отпустить ручку, и от очередного яростного рывка дверь тут же широко распахнулась.
Нарисовавшийся на пороге мужик щеголял в дорогом шелковом халате поверх отутюженных брюк и накрахмаленной сорочки, с пижонским шарфом на шее и в начищенных до блеска лакированных туфлях. Но вид рафинированного интеллигента портили: исказивший породистое лицо звериный оскал, и рвущееся наружу урчание пробудившейся твари.
Новоиспеченный медляк, разумеется, тут же попытался вцепиться мне в горло. Но в разы опередив зараженного, коротким и точным ударом в висок я расколол бедняге черепушку, как лесной орех, упокоив тварюшку на первой стадии мутации.
— Ааа! Мишааа! — заголосила рядом дама.
Нулевая наблюдательность, разумеется, не позволила женщине разглядеть мой удар. Она увидела лишь как вскинувшийся было на пороге муж вдруг резко отшатнулся обратно и тут же, как подкошенный, рухнул на пол, забившись в агонии. А из разбитого виска ручьем хлынула густая алая кровь.
Мигом забыв об ужасе перед озверевшим Мишей, дама рухнула перед мертвецом на колени.
— Не тронь, — я попытался оттащить ее вглубь прихожей.
Но она успела уже испачкать руки в крови мужа.
— О боже! Сколько крови! — с отрешенным видом дама уставилась на свои окровавленные ладони, а через секунду в ее голосе прорезались нотки зарождающегося урчанья: — Крррови! Кр-ррр…
Она попыталась из сидячего положения укусить меня за ногу, пришлось ударом по затылку отправить зараженную следом за мужем.
Внизу замолчал автомат последнего защитника подъезда.
— Черт! Ненадолго же славных омоновцев хватило, — проворчал я, возвращаясь из прихожей обратно на кухню, и на ходу стаскивая куртку и майку.