Дорога без привалов

Перед сном выходил Петр Павлович на улицу. Яркие отсветы пламени неугасимых тагильских печей подпирали звездное небо. Гудели заводы, глухо шумел рудник. И, вслушиваясь в мерное ночное дыхание города, Сергеев тихонечко — для себя, для души своей — улыбался:

— Жмем, братцы-воины, жмем…

Через две недели после приезда, не выдержав срока отпуска, отправился на родной Высокогорский рудник. Старые друзья-приятели окружили, зашумели:

— Явилась, солдатская душа!.. Не утерпело сердце-то?.. А ну, дай поглядеть, каким ты стал.

Всматривались в широкоскулое моложавое лицо, хмурились на седину, дружески мяли сильное статное тело.

— Расскажи, как воевал-то.

— Да что рассказывать? Обыкновенно.

— Все же. Бывал, например, где? Кем служил?

— Служил я вначале пулеметчиком. После — на танке, механиком-водителем. А еще после — на самоходке. Бывал в Германии. Кенигсберг, скажем, — слышали про такой? — штурмовал. А потом японцев бил. Порт-Артур занимал. Вот. А как у вас?

— Нет, ты посолиднее расскажи, поподробнее…

Спросы да расспросы, сказы да рассказы. Потолковать о многом хочется. Однако Сергеев поспешил к экскаваторам. У одного из них, на котором еще пятнадцать лет назад начинал работать, встретил его машинист Николай Васильевич Бессольников.

— Что, Павлыч? Забыл, наверное, машину? Сразу-то, поди, не справишься.

— А вот посмотришь. Дай-ка сяду.

Залез в кабину. Ноги привычно опустились на педали поворотного контроллера. Правая рука нажала рукоять подъемного, левая толкнула вперед рычаг напорного контроллера. С грохотом и скрежетом ковш врезался в рудную залежь.

Много месяцев водил Сергеев на фронте боевые машины. Была в них грозная, напористая сила. Сминая все и все преодолевая, прошли они по землям Белоруссии, штурмовали прусские твердыни, одолели дикие горы Большого Хингана… Но сейчас, сидя в кабине экскаватора, Петр Павлович в этой машине почувствовал другую, особенную силу. В ней тоже были непоборимое упорство и тяжелая мощь, перед которыми, дрожа, расступилась гора. Но в грохоте громоздких шестерен гремела торжествующая песня работы, труда…

Возбужденный, он выключил мотор и, широко улыбаясь, подошел к Бессольникову:

— Видел? А говорил — не справиться. Дай срок. Мы этой машиной еще такое сотворим!..

В первый же день работы Петр Павлович задание перевыполнил. Вскоре его перевели машинистом на мощный экскаватор, махину весом в 175 тонн, с 12-метровой стрелой, с ковшом объемом почти четыре кубических метра. Помощником поставили Сергея Мамонова. Петр Павлович — сам член партии, — узнав, что Мамонов комсомолец, обрадовался:

— Вот! Экипаж у меня теперь коммунистический. Покажем класс работы.

Экипажем он по солдатской привычке называл бригаду.

Бригада, действительно, показала класс. Заалели в экскаваторном цехе «молнии»: экскаватор Сергеева дает рекордные выработки, экскаватор Сергеева систематически перевыполняет программу.

Петр Павлович радовался. Но помощнику своему говорил:

— Это, Сергей, еще не все. Будем выжимать больше.

Он учил Мамонова мастерству. «Любить машину, знать ее и расчет постоянный иметь: что, как, когда и сколько — вот что машинист должен делать. И душу в дело вкладывать, болеть за работу надо». Экскаватор — машина сложная. Только моторов на этой машине четырнадцать штук. Во все вникать надо, за всем следить требуется, все в порядке содержать.

Товарищи шутят:

— Ты, Павлыч, скоро в белом костюме да в галстуке работать будешь. Такую чистоту развел.

— А что ж. Если буду, так не замараю.

— Знаем.

— Обождите, скоро и ваши заблестят.

Цеховое собрание обсуждало Закон о пятилетием плане. Первом пятилетием плане после войны. Закончился доклад, и поднялся Сергеев.

— План этот, — сказал он, — как раз то, о чем мы с вами в мечтах загадывали. И, право, радостно становится, как подумаешь, что будет, когда мы его выполним. Дело наше, кровное. Я, к примеру, от имени своего экипажа беру обязательство ежемесячно выполнять программу не ниже чем на сто двадцать процентов.

— Круто Павлыч берет, — качали головами экскаваторщики. — Но отставать от него не след. Потягаемся!..

Первым делом Сергеев взялся за транспортников. Добился, чтобы составы, подаваемые к экскаватору, состояли не из трех, а из четырех думпкаров. Насел на паровозных машинистов:

— Вы мне простои не делайте. Давайте так: работать так работать. Чтобы паровозы бегом бегали.

За три последних месяца бригада выполнила программу в среднем на 132 процента. И железнодорожники подтянулись. А Сергеев все не унимается:

— Это еще не то. Вполне можно больше делать. Вот дайте мне четыре паровоза — мой экскаватор шесть норм сделает.

За войну истосковалась душа по работе. Не потому, что бездельничал, нет. Не остывала в нем страсть к труду, и, честно выполнив свой долг на фронте, он сейчас с головой ушел в мирную работу, словно пловец, который после изнурительного бега по жаре бросается в бурную прохладную реку и, наслаждаясь любимой стихией, упрямо и весело борется с волнами.