Дорога без следов

А сегодня словно опять вернулась осень – мозглая, ветреная, – и задернула горизонт серой кисеей обложного дождя. Хорошо, что есть камин и в нем весело пылают поленья, давая ровный жар, наполняя комнату ни с чем не сравнимым ароматом настоящего огня, – живого, играющего, то поднимающего свои языки к закопченному своду камина, то опадающего и прячущегося в углях, подернутых сизым налетом пепла. Паровое отопление никогда не дает такого ощущения уюта и тепла, как живой огонь в камине, а люди, к сожалению, уже начинают забывать прелесть потрескивания сухих дров и отвыкают мечтать, глядя на языки пламени. Может быть, поэтому век электричества столь беден учеными-энциклопедистами и гениальными художниками?

Бергер зябко передернул плечами и перевел взгляд с мокнувших под дождем деревьев парка на темные фигурки саперов, лениво орудующих лопатами – на блестевшие штыки лопат налипала сырая земля, и солдаты натужно напрягали спины, выбрасывая ее из траншеи.

– Вы упорны, Конрад, – не оборачиваясь, бросил оберфюpep, наблюдая за саперами.

– Я ваш ученик, – откликнулся фон Бютцов, сидевший у стола с чашкой кофе.

Бледная улыбка тронула губы Бергера – мальчишка льстит, придерживаясь старой восточной поговорки: лесть никогда не бывает грубой. Наверное, хитрые восточные люди в чем-то правы, поскольку именно они довели искусство лести до утонченного искусства, и они же низвели его до совершенно непотребного низменного уровня, совершенно перестав заботиться хотя бы о малейшем камуфляже, но действуя прямо в лоб, пуская лесть в ход, как таран. Однако лесть всегда признак заискивания, свидетельствующий о том, что в тебе весьма нуждаются.

– Мне хотелось бы увидеть, какой клад они выроют? – с легким сарказмом заметил оберфюрер. – Вдруг найдется нечто стоящее?

Конрад промолчал, и Бергер подумал, что некоторые вещи из числа обнаруженных в замке вполне могли осесть в родовом имеии Бютцовых. Стоило проверить эту догадку – потихонечку, ненавязчиво, но и не затягивая: в случае удачи появится еще один крючок, на который можно подцепить своего родственника и ученика, если тот вдруг заартачится – казна рейха, рейхсмаршал Геринг и прочие бонзы, прозванные «золотыми фазанами», сами любят собирать роскошные коллекции и за присвоение найденного не помилуют. Вот и пугало для строптивца!

– Мы доверили слишком важную информацию воле случая, – поставив чашку на край стола, тихо сказал Конрад. – Возможно, вы немного поторопились, изменив план операции в ту жуткую ночь?

Бергер, не отвечая, продолжал глядеть за окно на поникшие деревья. Уставясъ в его равнодушную спину, Бютцов продолжил:

– Где бежавший смертник? Он мог утонуть в болотах, мог добраться до какой-нибудь неизвестной нам лесной банды и остаться с ними, мог поймать шальную пулю и унести в небытие тайну, которой овладел.

Оберфюрер отошел от высокого окна, взял кочергу и поворошил ей угли в камине. Конрад волнуется, часто заводит подобные разговоры – душа не на месте, мозг лихорадочно ищет выхода из создавшейся ситуации и жаждет успокоения. Нельзя давать перегореть волнениям, надо поддержать его, одновременно показав свое превосходство.

– Даже неудачи стоит научиться превращать в победы, – назидательно произнес Бергер. – Но я не стану вас мучить. Ночью звонил группенфюрер Этнер.

Увидев, как Бютцов подался вперед, ожидая продолжения, оберфюрер внутренне усмехнулся – не терпится, знает, что после окончания операции начнется работа по его переводу на Запад. Он уже сроднился с этой мыслью, предвкушает все возможные блага и хочет поторопить время, людей и события. Ладно, так уж и быть.

– Есть проверенные сведения о переходе Грачевым линии фронта, – опуская горячую кочергу в кольцо подставки около камина, сообщил Бергер. – Наша разведка располагает данными о прибытии новых офицеров НКВД в штаб известного нам командующего фронтом. Они знают, они начали действовать, и тайна больше не принадлежит нам. И все же мне жаль русского генерала. Как его там, Константин Ксавериевич? Талантливый человек, весьма талантливый. Сталин сомнет его, как ненужную бумажку, и зажжет, чтобы в очередной раз раскурить свою знаменитую трубку, а потом бросит за ненадобностью. Пройдет много лет, пока там во всем разберутся… Кстати, русский генерал действительно поляк?

– Да, – Бютцов задумчиво побарабанил пальцами по подлокотнику кресла, переваривая услышанное.

Есть о чем подумать, черт побери! Похоже, учитель опять ловко вывернулся, словно ему помогает сам дьявол, которому он запродал душу из своего тощего тела. Иезуит от разведки, да и только.

– Как Сталин и другие высокопоставленные большевики доверили ему армию? – садясь напротив Конрада, усмехнулся Бергер. – С их-то подозрительностью ко всему польскому? Один наш агент, работавший в Советской России, рассказывал мне, что в тридцатые годы поляк вообще считался у Советов «подрасстрельной» национальностью.