Дорога без следов

Различив фуражку с высокой тульей, перетянутый ремнем мундир и полугалифе, заправленные в узкие сапоги, Вацек шустро бросился к двери и, еще на крылечке начав угодливо кланяться, с опаской приблизился к немецкому офицеру.

Из машины вышел второй человек – пожилой, тучный, в мешковато сидящем на нем мундире, с большой кобурой, оттянувшей вниз ремень. В руках он держал чемоданчик.

Первый офицер – высокий, подтянутый, в ловко подогнанной по фигуре эсэсовской армейской форме с черным воротником мундира, – шагнул вперед и поманил сторожа к себе.

– Ты сторож? – палец немца ткнул Вацеку в грудь. – Отвечать!

– Я, милостивый пан, – на ломаном немецком ответил Голяновский, прикидывая, что может означать неожиданный поздний визит.

Обычно немцы приезжали на грузовике и сбрасывали мешки с телами казненных, которые сторожу приходилось поочередно грузить на тачку и отвозить к приготовленным ямам. Чин из СД потом отмечал в тетрадке, где и кого зарыли, a Вацек, сносно владевший немецким, но предпочитавший от всех это скрывать, запоминал и вел собственный учет.

В полиции взяли с него подписку и немного платили за эту жуткую ночную работу, но Вацек понимал, что накарябанная им под диктовку черного эсэсмана бумажка никак не помешает немцам отправить его следом за страшными мешками, когда у завоевателей минет надобность в кладбищенском стороже.

– Хорошо, – немец вытянул из кармана за цепочку жетон и сунул его Голяновскому под нос. – Тайная полиция. Возьми фонарь и лопату.

– Так есть, милостивый пан, – кивнул сторож и поспешил к своему убогому жилищу. Немцы закурили и остались ждать на улице.

– Всех ли помнишь, кого хоронил? – спросил высокий офицер, когда Вацек вернулся с лопатой и фонарем.

– Как не помнить? – перекрестился Вацек. – Вот раньше были похороны так похороны, не чета нынешним, но пан может не сомневаться, я помню. И кого с ксендзами отпевали, и кого…

– Ладно, – оборвал его словесный поток эсэсовец. – Место, где зарыл переводчика комендатуры, помнишь? Веди, да не вздумай обмануть. Его весной казнили.

– Так есть, так есть, – поклонился сторож. – Пан офицер может не сомневаться, я тут, как дома, каждый закоулок отлично знаю, не ошибусь. Проше панов последовать за мной.

Он повел их через все темное кладбище, освещая дорогу слабым фонарем. Качались и шумели над головой кроны деревьев, тонко хрустел песок под подошвами сапог, едва угадывались в темноте очертания покосившихся крестов, а Вацек тяжко задумался, непроизвольно считая шаги.

Место, где зарыли известного всему городу хромого переводчика, казненного в немецкой тюрьме, он помнил хорошо – немцы в ту памятную ночь были очень возбуждены, от них сильно пахло шнапсом и языки без умолку болтали, обсуждая произошедшее во дворе тюрьмы СД. Но зачем этим теперь нужна уже поросшая травой яма?

Показывать-таки, альбо нет? Можно ведь запросто привести к любой другой могиле и ткнуть пальцем – вот он, здесь лежит. Но немцы зачем-то велели взять лопату – заставят его рыть землю? Опять же, зачем? Не за ним ли они пришли, за бедным несчастным Вацеком? Если за его жизнью, то почему нужен фонарь и непонятные прогулки в темноте: могли сразу пристрелить прямо на крыльце сторожки и уехать – у них это просто, как муху прибить или раздавить букашку, ползущую по своим делам среди травы и не ведающую о нависшей над ней смертельной опасности.

Но он не букашка, он пока имеет, хвала Господу, голову на плечах и вполне способен защитить себя – немцев всего двое, и они ничего не подозревают и не ждут нападения от убогого кладбищенского сторожа. Первого огреть лопатой по голове и оглушить с одного удара, а с другим справиться совсем нетрудно: вон как он тяжело дышит, переваливаясь на коротких ножках. Первый вышагивает, словно на плацу, почти не глядя на тропинку – рослый мужчина, видимо, сильный физически, а второй значительно старше, слабее. А у сторожа в руках остро наточенная тяжелая лопата. Ну, чего делать? Надо решать!

А вдруг другие эсэсманы знают, куда ночью направились эти двое? Даже наверняка знают и, не дождавшись их возвращения, встревожатся – тогда Вацеку не уйти далеко. Может, показать им нужную могилку переводчика, сделать все, что они прикажут, а потом уже решать? Как-никак, грех смертоубийства тяжек и не будет ему прощен. Да зачем бы эсэсовцам убивать сейчас бедного сторожа?

Так ничего и не решив, Вацек привел немцев к кустам, под которыми серели осыпавшиеся бугорки земли. Осветив их фонарем, показал на один:

– Здесь.

Высокий эсэсовец недоверчиво обошел могилы, словно принюхиваясь, повертел головой и, обернувшись к ожидавшему дальнейших распоряжений сторожу, сердито буркнул:

– Ты не ошибся? Мы непременно все проверим.

– То не можно, пан офицер, – прижав ладони к груди, заверил его Голяновский. – Я никогда не ошибаюсь в своем деле, все помню.

– Сними верхний слой земли, – приказал офицер. – Потом все приведешь в тот же вид. Рой!

Вздохнув, – не нравилось ему затеянное приехавшими, – Вацек вонзил лопату в податливый грунт.