Дорога без следов

— Слушаю.

— Как дела? — вкрадчиво осведомился Маленков.

— Дела? — саркастически хмыкнул Берия. — Вы же знаете, что информация оказалась ложной. Вражеские происки. Участников операции наградим. Я думаю, «Красного Знамени» вполне достаточно для основных исполнителей, а остальным по «звездочке». Разбрасываться орденами не следует.

— А потом? — помолчав, тихо спросил Маленков.

— Что «потом»? — не сразу понял нарком.

— Товарищ Сталин недавно в узком кругу высказал мнение, что об этой паршивой истории должно знать как можно меньше людей, — раздраженно объяснил «Маланья». — Я думаю, нам надо поступить, как в той комсомольской песенке: «Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону». Товарищ Сталин одобрит.

«Лезет не в свои дела, — разозлился Берия, — занимался бы лучше производством самолетов, за которое отвечает, а тут уж как-нибудь без него обойдутся. Воображает себя учителем человечества. Однако надо чутко прислушиваться, раз он передает в органы мнение самого товарища Сталина».

— Я подумаю, — пообещал нарком и тут же уточнил, — подумаю, как всe лучше сделать.

— И когда все будет сделано? — не отвязывался Маленков, задавая вопросы ровным унылым голосом. — Время-то идет.

— Сегодня, самое позднее, завтра, — заверил Берия.

— Хорошо, привет Нине Теймуразовне, — и короткие гудки в трубке, а потом глухая тишина: «Маланья» отключился от связи.

«Еще моей жене приветы передает», — бросив трубку на рычаги аппарата спецсвязи, зло усмехнулся нарком. Он рассчитывал в самом скором времени оставить свой пост и стать членом правительства. Поэтому и не хотел ссориться с Георгием Максимилиановичем. Зачем?

Маленков, положив трубку в своем кабинете, подумал, что Берия сейчас наверняка вызовет начальника своей личной охраны полковника Саркисова и даст ему все необходимые распоряжения. И в твердых руках Лаврентия потянутся в иные стороны тонкие ниточки судеб тех, кто участвовал в операции против немецких спецслужб и знает о ней.

Почти десять лет спустя эти два человека — Георгий Маленков и Лаврентий Берия — будут молча стоять у потертого дивана в почти пустой и холодной комнате на «ближней» Кунцевской даче. А на диване, в бессознательном состоянии, никого не узнавая и предсмертно хрипя, будет лежать тот, кого они привыкли всю жизнь панически бояться и называть только «товарищем Сталиным», а за глаза «сам» или «хозяин». Он действительно был хозяином огромной державы.

Георгий Маленков будет держать свои туфли под мышкой — он так и войдет в покои внезапно очень тяжело заболевшего «вождя трудящихся всей земли» в носках, все еще не в силах поверить, что вот-вот наступит новая эра, и не в силах освободиться от давно привычного страха перед «вождем», но уже вынашивая в голове планы, как ему самому поскорее стать первым лицом в государстве и превратиться в очередного «хозяина».

Еще через несколько месяцев ранее всесильный Лаврентий Павлович Берия будет внезапно арестован, тайно осужден и казнен, а сам Георгий Маленков закончит свои дни в полной безвестности. Сначала он будет директором электростанции в провинции, потом персональным пенсионером. А Берию, возможно, убьют прямо в его доме…

Однако сейчас их божество еще живо, сами они всевластны и всесильны, а впереди долгие десять лет, но они ничего не знают и уверены, что впереди — вечность.

И Берия действительно вызвал полковника Саркисова.

— Надо решить некоторые наболевшие вопросы, Рафаэль Семенович, желательно не откладывая, прямо сегодня…

* * *

Красные кони бешеным галопом скакали по несжатым полям, сплошь изрытым воронками разрывов снарядов, и оглушительный топот огненных коней с длинными развевающимися на ветру гривами черного дыма сливался с тяжким гулом канонады и натужным ревом самолетных моторов. Клочьями висела на глубоко вбитых в грунт, но уже покосившихся кольях рваная колючая проволока заграждений. Бугрилась и жутко вздрагивала земля, а он, прижимаясь к ней всей грудью, упрямо полз и полз вперед, не обращая внимания на короткий посвист пуль над головой, полз, одержимый только одним желанием — скорее довести горестную весть до родного товарища Сталина.

Рванулись вдруг в сторону горячие огненно-красные кони, храпя и роняя с противно звенящих раскаленных удил желтоватую пену, взметнулись красно-черные кусты разрывающихся снарядов, натужно завыли немецкие самолеты, переходя в пике и поливая свинцом землю, а конная лава вдруг повернула и понеслась прямо на него. Все ближе и ближе плотоядно оскаленные морды лошадей, покрытые пеной, все громче топот копыт, все нестерпимее жар, идущий от подобных кошмару всадников…

Он быстро вскочил, лихорадочно осматриваясь, ища глазами, где бы укрыться от конницы, и неожиданно увидел показавшуюся странно знакомой речку, покрытую тонким полупрозрачным льдом, под которым густо синела вода. Быстрая, не застывшая льдом на глубине, кажущаяся черной над равнодушными бездонными омутами. Туда? Но лед предательски тонок, а у него нет ни шеста, ни слеги.