Дорога без возврата

Взгляд епископа задёргался, заметался, в голове лихорадочно закружились мысли – что же делать… Как вдруг комната взорвалась звёздами: нескольких мгновений заминки Жилю хватило, чтобы прыгнуть и нанести удар. Опыт студенческих драк не пропал даром – епископ свалился без сознания как подкошенный.

Очнулся отец Павел с кляпом во рту, привязанный к той самой кровати. Мужчина с бешенством посмотрел на фальшивую служанку. Но едва прозвучал вопрос, во взгляде клирика появился неприкрытый страх:

– Где документы, которые вы должны передать митрополиту Антонию? Они в доме.

– М-мм-ме-м!..

– Сейчас я выну кляп и вы мне всё скажете. Если попытаетесь кричать или молчать – что-нибудь отрежу. Времени у нас вашими стараниями много.

– Мм-ме-м-м!..

Спрашивать пришлось несколько раз, после очередного выдранного ногтя и сломанного пальца приводить в сознание, облив водой из кувшина. И пусть опыта в пытках ни у Жиля, ни у Николетт не было, оказалось, что Павел боится боли – поэтому сдался епископ довольно быстро. Узнав, где тайник, Жиль оставил девушку сторожить пленника, а сам поспешил за архивом. Первое же письмо заставило удивлённо присвистнуть: письмо Патриаршего архидиакона11 Иоанна к кому-то из еретиков-несториан, не признающих ни власти патриарха, ни святой Кафолической Церкви! Если и остальные бумаги такие же, то Ратьян прав. Быстро собрав все письма и свитки, парень вернулся обратно к Николетт:

– Они у меня.

Девушка кивнула, после чего аккуратно, чтобы не запачкаться, перерезала епископу горло.

– Зачем? – ошарашенно спросил Жиль.

– Ты бы не решился, – деловито ответила девушка, помогая любимому поправить платье-маскировку. – А он бы организовал погоню. Пошли.

Из дома удалось выбраться незаметно, да и по дороге в поместье Жюсси удачно никто не встретился. В усадьбе Жюсси обоих ждал неожиданный сюрприз. Жиль отправлял в лагерь одного из своих людей предупредить, что с ним всё в порядке – но посланный мужик объяснил произошедшее очень невнятно. И встревоженный Пьер, отобрав пару десятков лучших бойцов, поспешил на помощь другу. А встретив вернувшихся вдвоём Жиля и Николетт, начал было рассержено высказывать, что, мол, негоже смешивать дела военные и сердечные. Жиль в ответ молча показал письмо архидиакона Иоанна и шепнул идти идти за собой – разбирать добытое.

С письмами и свитками все трое провозились до заката. Документов здесь хватило на многих церковных и светских владык от Карантанской марки до Светлейшей Республики Венеции. Вот только…

– Сами мы ничего не сможем, – высказал общее мнение Жиль. – А у Ратьяна горячка, он встанет через пару недель, не раньше. Это слишком долго.

– Сами не сможем, – задумчиво почесал в затылке Пьер. – Хотя… Дай-ка мне письмо Иоанна. Перед тем, как мы с тобой из столицы уехали, был заслуживающий доверия слух, что в Лютецию вот-вот прибудет митрополит Григорий. А я, пока ходил от Гейдельберга до Лютеции, интересных людей встречал. Как раз недалеко аббатство, где хозяйничает мой давний знакомец, отец Гумберт. Я познакомился с ним в Лотарингии, и не думаю, что став французским аббатом толстяк сильно переменился. Если его пригласить равноправным участником, ради шанса стать епископом – сделает всё, что нужно. Покажу ему для начала это письмецо…

…Дверь громко хлопнула за вышедшим из кабинета невысоким, полненьким, с оттопыренными ушами и лохматой курчавой бородёнкой, человечком. Благостное отеческое выражение тут же покинуло лицо митрополита Григория. Ну и наглец! Да ещё дурно воспитанный, чего стоит одна привычка брызгать слюной в собеседника. Сослать бы монахом куда-нибудь в ледяную Исландию… Вот только от письма, которое принёс аббат Гумберт, не отмахнёшься.