Дорога без возврата

Тем временем спор набирал силу. Высокий аристократичный голос настаивал немедленно обыскать всё от крыши до подпола, а второй — басистый и слегка хрипловатый — отказывался. Мол, никуда щенки от них не денутся. А до заката всего два часа, и ночью рисковать своими людьми в проклятом доме он не собирается. «Доминиканец-ищейка, — подумал Керидвен. — А второй — командир дружинников». Перепалка длилась недолго. Слышно было, как подошли солдаты, искавшие в доме, и хриплый рявкнул:

— Я княжий человек, а не твой цепной пёс. И если князь помогает Пресвятой Церкви в искоренении колдунов — это ещё не значит, что мои люди должны рисковать душами!

С улицы донёсся звон сбруи и топот лошадиных копыт.

— Уехали, — одними губами выдохнул Керидвен. — Ждём до ночи и уходим. А пока поспи.

После чего уселся на пол в дальний угол и, дождавшись, пока Эффламина поудобнее устроит голову у него на коленях, укрыл девочку своей свитой. Хорошо сейчас начало лета, а крыша устояла — в доме сухо и тепло. Хотя после трёх суток погони они уснут даже в луже грязи — лишь бы не просыпаться от каждого шороха да не ждать каждую секунду окрика и свиста аркана.

Спи… — чуть слышно шепнул парень сестре. — И пусть тебе приснится море.

Керидвен плохо помнил море — ему не было и трёх, когда родители покинули ласковые берега, чтобы поискать счастья в самой восточной из стран, признававших слово и закон Божий. Но детская память сохранила океан зелени, где утопали небольшие белые домики, почти скрытые садами и виноградниками. И безбрежную лазурную гладь, с шипением бросавшую белые барашки пены, от которых мальчик убегал и прятался в золотистый песок. А вот Эффламина росла уже здесь. И море для неё только рассказы мамы и брата, да пара картинок, привезённых с собой…

«Зачем… — с горечью подумал Керидвен, — зачем вы уехали в эту далёкую и холодную страну?»

Впрочем, он знал почему. Отец слишком устал слушать разговоры за спиной. Что, мол, и мать нагуляла ублюдка с викингом, и что жену себе взял такую же странную. В лицо бросить оскорбление никто не решался — ведь «беленького» признал сам покровитель рода Конлетов и капитул ордена Драконов. Но сплетни иногда ранят больнее стали. Потому-то, когда Старший боярин Хотим Медведь решил взять для сына в учители и телохранители настоящего шевалье из драконов, Дэноэль размышлял недолго.

«Если бы отец знал», — от горькой мысли парень вздрогнул, но тут же замер, испугавшись разбудить сестру. Четыре года назад Медведи подняли мятеж… И, несмотря на помощь самого митрополита, проиграли: свирепого и жестокого хозяина Борович-городка поддержали немногие, остальная страна встала за молодого правителя. Князь Александр простил родню мятежников, заявив, что «стадо за паршивую овцу не в ответе». Вот только не смогло его милосердие ни возродить сожжённые поля, ни остановить дожди, смывшие большую часть уцелевшего урожая… «А деньги, оставшиеся у мамы, помогли пережить два голодных года, но не вернули сгинувшего в сече отца…» Эта мысль стала последней перед тем, как вслед за сестрой парень провалился в сон.

Мальчику десять, а девочке шесть. Они сидят вместе с мамой в небольшой комнатке доходного дома, куда переехали сразу после смерти отца. За окном гудит вьюга, и тепла от идущей с нижнего этажа трубы очага хватает только чтобы согреть кусочек комнаты рядом с собой. Поэтому и придвинули к трубе большую спальную лавку. Рядом на старом сундуке сидит женщина. На улице уже собираются сумерки, но немного света сквозь маленькое оконце ещё проникает. И мама плетёт тонкое иберийское кружево для очередного заказчика… Вот только мало кто нынче может позволить себе такую роскошь. Усталые глаза слипаются, и чтобы не уснуть женщина рассказывает детям легенды и истории, одну за другой.

— Далеко-далеко в небе живут дети первого дня Творения, когда отделена была твердь от воды и воздуха…

— Длаконы?