Дорога богатырей (сборник)

А на самом деле будущее оказалось совсем другим: в сто paз лучше, чем воображали самые смелые фантасты. Все наоборот: это мир разумно мыслящих людей и созданных ими машин, подчиняющихся человеку, облегчающих его жизнь, сберегающих его время.

Надо было признать, что Бобров сумел окружить себя целым штатом таких услужливых механизмов. Вещи Боброва как бы угадывали желания своего хозяина.

Угадывали?

Зоя вздрогнула. Она вспомнила, как шкаф, или спрятанный за ним механизм, угадал ее мысль и сообщил, который час. В этом проникновении вещи в самое сокровенное человека — в его мысли — было даже что—то неприятное. Впрочем, это могло быть простым совпадением. Не следует относиться слишком нервно к подобным пустякам.

Кстати, который сейчас час? Она наверное запаздывает на совещание, на которое приглашали инженера.

Зоя хотела взглянуть на светящиеся часы рядом со спидометром, но прежде, чем успела осуществить свое намерение, услышала громкий ясный голос:

— Двенадцать часов пятьдесят шесть минут.

Это был тот же знакомый ей размеренный голос. Он раздавался откуда—то сзади, с пассажирского места.

Зоя не оглядывалась. Она знала, что все равно никого не увидит.

Нажав педаль, она гнала машину вперед. Скорее бы увидеть инженера и узнать от него разгадку всех тайн.

СТАНЦИЯ СИСТЕМЫ БОБРОВА

С гребня плотины, по которой проезжала Зоя, были видны синь водохранилища, заключенного в рамку розового камня, и темный лес на горизонте. В эпоху больших трудов советские люди научились строить прочно и красиво. Красота стала одним из неотъемлемых требований, которые предъявлялись к любому сооружению. После того как инженеры заканчивали все расчеты, приходил художник и помогал конструкторам облечь их формулы в гармоничные линии. План завода не утверждался, пока художественный совет не заявлял, что в предложенном варианте новостройка удачно «вписывается» в окружающий пейзаж.

Закопченные кирпичные коробки, унылые длинные корпуса с пыльными выбитыми стеклами давно канули в безвозвратное прошлое. Они сохранялись кое—где вместе со старыми хибарками, как музейные памятники, живая иллюстрация к истории: вот в каких условиях жил и работал трудящийся люд до Великой Октябрьской революции.

А вокруг стояли светлые новые корпуса простых, но благородных форм. «Для народа, — ходило крылатое выражение, — все что есть лучшего». «Место труда, — говорила другая пословица, — место творчества». «Человек — творец, — утверждала третья поговорка, — только творческий труд приносит радость».

Да, это была эпоха невиданного взлета творчества.

Зоя припоминала все это потому, что только вчера читала статью о планах ближайших 10–15 лет. Поистине открывались головокружительные перспективы. Но жизнь, думала Зоя, окажется еще ярче и интереснее, чем рассказано в этой бесспорно талантливой статье. Нелегко описывать будущее, когда и для настоящего—то часто не хватает слов. Благороден труд газетчика, и недаром очерки первых пятилеток вошли в хрестоматии и даже в учебники истории, но только одни журналисты знают, как трудно, располагая всеми 200 тысяч слов, входящими в русский язык, выбрать такие из них, которые передавали бы в точности ощущения автора. А ведь по нынешним книгам и журналам, по страницам сегодняшних газет, по этим показаниям современников потомки будут судить о великих днях. Нелегок и ответственен труд журналиста. Так думала Зоя.

Машина проехала плотину. Исчезло ощущение, что стихии внезапно поменялись местами: слева простирается озеро, поднятое так высоко, что горизонт представляется уходящим под облака, справа — провал, образуемый крутой, почти отвесной стеной, белое здание далеко внизу и бесконечные просторы полей и лесов до самого горизонта. Ощущение — похожее на то, которое испытывает летчик, когда машина перед посадкой делает крен. Для водителя автомобиля это, наоборот, чувство отрыва от привычной и спокойной земли. Кажется, что вот—вот уйдет из—под колес плотина и повиснешь в воздухе над рекой, вырывающейся внизу из донных отверстий.

По крутому, спиральному спуску, ловко виражируя вдоль гранитного бортика, Зоя пригнала машину к зданию станции.

Высокие окна, начинающиеся почти от земли и затянутые узорчатой решеткой художественного литья, ребристые колонны по углам, подпирающие плоскую крышу с фигурным карнизом, фонтан на квадратной площадке возле станции — глыба гранита и на ней тритоны, испускающие струи воды. И ни души вокруг…

Оставив машину у цветника около фонтана, Зоя подошла к зданию, ища глазами дверь с надписью «дежурный инженер», «вход» пни еще что—нибудь в этом роде. Ей пришлось обойти станцию с трех сторон. С четвертой стороны подступа не было: огромные бетонные трубы, подводящие воду, были точно врезаны в белый куб здания.