Дорога доблести

Пока я пытался разгадать эту загадку, погружая обе руки в ее тяжелые светлые волосы, мой мозг все еще не мог выдать ответа на вопрос - что же мешает мне обхватить эту сильную тонкую талию, находящуюся от меня на расстоянии нескольких дюймов. В эту минуту я вдруг услыхал пронзительный свист и мое имя - мое новое имя. Я оглянулся.

Руфо в своем малопривлекательном "в чем мать родила", с перекинутыми через плечо полотенцами, стоял на берегу, футах в десяти от нас, и пытался перекричать рев водопада, чтобы привлечь мое внимание.

Я подошел к нему на несколько футов ближе.

- Ну, чего тебе надо? - Можно сказать, что я почти рычал.

- Я спрашиваю - вы будете бриться? Или станете отращивать бороду?

Подсознательно, видимо, я ощущал кактусообразное состояние своей физиономии, еще когда вел внутренний спор о том, совершать или нет преступные действия в отношении Стар, и это сыграло свою роль в принятии отрицательного решения. "Жил-лет", "Аква-Вельва", "Бирма Шейв"<Марки бритвенных лезвий.> и прочие создали у несчастного американского мужчины (я имею в виду себя) чувство неполноценности, мешающее им соблазнить или изнасиловать даму не будучи свежевыбритым. А у меня щетина была уже двухдневной давности.

- У меня нет бритвы! - заорал я.

Руфо продемонстрировал мне наличие опасной бритвы.

Стар возле меня зашевелилась. Она протянула руку и большим и указательным пальцем ощупала мой подбородок. - А ты будешь великолепен с бородой, - сказала она. - Что-то в духе Ван-Дейка, с торчащими усами.

Раз таково мнение Стар, то кто я такой, чтобы возражать. Кроме того, растительность на лице частично может скрыть шрам.

- Как скажешь, Принцесса.

- И все же я предпочту тебя таким, каким увидела в первый раз. Руфо отличный брадобрей. - Она обернулась к Руфо. - Подай руку и полотенце.

Стар пошла к лагерю, вытираясь полотенцем на ходу. Я бы охотно помог ей в этом, если бы она попросила о такой услуге. Руфо проговорил устало:

- И чего вы не боретесь за свои права? Но раз Она велит побрить вас, то теперь мне уже некуда деваться, придется с собственным мытьем поторопиться, а то Она не терпит опозданий.

- Если у тебя найдется зеркало, я и сам побреюсь.

- Вы когда-нибудь имели дело с опасной бритвой?

- Нет, но могу научиться.

- Еще перережете себе глотку, а Ей это может не понравиться. Давайте, вон там на бережку, где я смогу стоять в теплой водичке. Нет! Нет! Не садитесь, а ложитесь так, чтобы голова опиралась о камушек. Я не могу брить человека, когда он сидит. - Руфо стал втирать мыльную пену мне в подбородок.

- А знаете почему? Я учился на покойниках, вот почему. Наводил на них красоту, чтобы родственникам было приятно. Тихо, вы! Вы же чуть не лишились половины уха! А мне нравится брить жмуриков: во-первых, они не жалуются, во-вторых, ни о чем не просят, в-третьих, ни с чем не спорят и всегда лежат тихонько, в-четвертых, самая что ни на есть разлюбезная работа. Что же касается существа дела... - Руфо прервал бритье и, держа лезвие у моего кадыка, начал изъяснять свои горести.

- Разве у меня были выходные по субботам? Черта с два, у меня и по воскресеньям-то они были не всегда! А продолжительность рабочего времени?! Два дня назад я читал в газете, что одно похоронное бюро в Нью-Йорке... Вы в Нью-Йорке бывали?

- Был я в Нью-Йорке! И убери эту чертову гильотину от моего горла, раз ты вошел в раж и так размахиваешь руками!

- Если будете болтать, то не миновать вам быть порезанным сразу в нескольких местах. Так вот, эта контора подписала контракт на обслуживание из расчета двадцатипятичасовой рабочей недели. Недели! А я работал по двадцать пять часов в сутки! Знаете, сколько часов без перерыва мне пришлось как-то раз проработать?

Я сказал, что не знаю.

- Ну, вот, вы опять болтаете! Более семидесяти часов, и будь я проклят, ежели вру! А ради чего? Ради славы? А что такое слава? Для кучки сожженных костей? Богатство? Оскар, я скажу вам как родному: я обработал больше покойников, чем какой-нибудь султан - одалисок. И никогда ни один из них гроша ломаного не дал бы за то, чтоб покоиться в одеяниях, украшенных рубинами размером с ваш нос и вдвое более красных, или в рубище. Зачем мертвому богатство? Скажите мне, Оскар, как мужчина мужчине, пока Она не слышит, ну зачем вы позволили Ей втянуть себя в эту историю?

- А мне это дело нравится. Пока.

Руфо шмыгнул носом:

- Именно так сказал один мужик, когда пролетал мимо окон пятнадцатого этажа Импайр-Стейт-Билдинг. А ведь внизу его, как известно, ждала мостовая. Однако, - добавил он туманно, - пока дело с Игли не выяснилось, проблем нет. Если бы со мной был мой служебный чемоданчик, я бы так загримировал ваш шрам, что все бы сказали "Смотрите, совсем как живой".

- Не твое дело. Ей нравится этот шрам (черт его побери, опять забыл и дернулся).