Дорога домой

Похороны прошли в тягостном молчании на следующее утро, по хаврийской традиции. Провожал ребят в последний путь практически весь город. Не было ни громких криков плакальщиц, ни истеричных завываний родственников. Большинство погибших были одиночками, без семьи и дома, которыми они надеялись обзавестись здесь. От осознания этого душе было вдвойне больно. Процессия уже давно вышла за городскую стену к отведенному недавно местным советом месту для кладбища, в начале которого расположились три одинокие вырытые ямы — первые могилы на нем.

Слез не было. Не получается у меня плакать. Видимо, вся прошлая жизнь забрала мои слезы без остатка, но душа в ней было пусто и сердце с натугой стучащее внутри, то ускоряясь, то замедляясь, как будто спрашивало: сколько? Сколько еще должно всего произойти, чтобы оно, наконец, не выдержало и остановилось?

И понимание долго. Столько, сколько нужно будет, чтобы поставить на ноги клан и детей.

Столько сколько даст мне Вышний на это времени.

И остается лишь тешить себя надеждой о том, что Вышний не даст мне больше испытаний, чем я смогу вынести.

А сколько я смогу еще вынести?

Предыдущая ночь для меня оказалась бессонной.

Ишма долго молчал, не желая говорить, но как оказалось, нет ничего, что не смог бы узнать Даккар Тень, имея на то искреннее желание. А спрашивать он умел.

Странно, но ни пытки, ни побои не трогали меня. Уже тогда в душе было пусто. Дер пытался меня выдворить из допросной ничего не получилось. Не было ярости или маниакального желания получить моральное удовлетворение от лицезрения, происходящего в той комнате просто понимание, что так надо для них?.. для меня?… Не знаю…

Все оказалось до безобразия просто. Изначально артефакт Дасильо был им похищен для захвата власти и убийство моего биологического отца, подразумевало это однозначно, но то ли слишком слабая кровь течет в его жилах, то ли артефакт, ввиду своего возраста, приобрел псевдоразумность факт остается фактом, он не признал Ишму как возможного претендента на очередность наследования. И тогда Ишма нашел себе союзников. Гарнилай и Асора.

Удивительно, я помню эту женщину, хоть и смутно.

Да, злобная без меры.

Да, скандальная. Неприятная особа, но не опасная.

Не было в ней той черноты, что я вижу в своих снах. И все мои инстинкты молчали в ее присутствии. Неужели можно так измениться за несколько прошедших лет, что я ее не видела? И какое отношение она тогда имеет к роду Дасильо? За что ей им мстить? Я еще могу понять месть мне, внучке извечной сопернице, дочери постоянного напоминания о ее бесплодии. Но Дасильо?

В общем, вопросов появилось еще больше, чем было до этого. Было очевидно, что без допроса нового действующего лица в этом деле мы дальше не продвинемся. Но точно также из дальнейших сведений о проводимых опытах замбрановскими выкормышами, полученных нами от еще одного моего сводного дяди, становилось ясно с чоровийскими лабораториями что-то нужно делать, потому что это уже реальная угроза не просто моему клану или Хаврии, а всем народам населяющих наш мир и не только.

А значит, нужно приглашать на Собрание и оборотней с эльфами, и вампиров, и людей из дальних государств, не имеющих никаких отношений с режимом Замбрана Первого.

* * *

Сегодня у меня важное событие. Нет, не так! СОБЫТИЩЕ! Я переезжаю! В свой дом!

Я готова была прыгать бешеным тунгусом на одном месте, плясать, выписывая кренделя, и кричать от радости, выдавая каждые полчаса троекратное «ура».

Я еду домой!

За месяц пустота в душе после гибели ребят и их похорон, немного отступила. Нет, забыть не удавалось, да и не хотелось, просто нужно было жить дальше. Может я бесчувственная? Совсем? Ведь не может же живое существо так быстро начать заново чувствовать?

Я все-таки плакала. Через неделю возле могил, когда пришла зажечь поминальные свечи. Долго, в полном молчании слезы катились по щекам. Без всхлипываний и истерик. В горле стоял ком, не дававший ни вздохнуть, ни выдохнуть. Казалось, еще немного — и я просто задохнусь от этого давления, а потом как будто ушел вместе с бежавшими слезами, по капле исчезая вовне.

Сколько я так сидела не помню. Как ушла оттуда тоже.

А ночью мне приснились все трое, стоящие такие живые и веселые по колено в воде и журя, что я им все там намочила. Всю ночь мы проговорили. О чем? О любви, о счастье, о радости.

Я больше не плакала. Зачем, если просят этого не делать?

Погружение в работу было полным. Переговоры с Натом, Кесонскими и Ниэлсом были почти ежедневно, хорошо, что не ежечасно. Сафа, этот глистообразный родственник, вымотал всю душу, скрутив мои нервы в что-то среднее между жгутом и косичкой, заставляя вступать в дипломатические переговоры со всеми, кого решено было пригласить на Собрание. Этот нудотник часами выносил мне мозг по коммуникатору, согласовывая-указывая-напоминая-утверждая. Обычно, после разговора с ним хотелось очень сильно с кем-то поругаться. Ну, знаете такое состояние: «маме надо поругаться маме надо на базар»? Вот! Оно самое!