Дорога домой

Обед, если, конечно, можно так назвать два выпитых один за другим стакана «безвкусной» и «надоевшей», как выразился искин, бурды, прошел в молчании. Капитан все еще переваривал неожиданную информацию. А ведь еще буквально несколько минут назад ему казалось, что ничего более удивительного, нежели сотня проведенных в анабиозе лет, нет и быть не может! Отправив стаканчики в утилизатор, Олгмар в задумчивости постоял, бездумно глядя на остальные четыре криокапсулы. Совсем скоро его товарищи выйдут из стазиса, и ему придется ввести их в курс дела. А в курсе ли он сам, кроме тех общих сведений, что дал ему искин? Вот именно… Решительно дернув головой, капитан сказал:

– Ладно, не стоит откладывать неизбежное. Мне нужен полный отчет.

– Давайте пройдем в рубку. – Искин снова разговаривал с ним подчеркнуто официально, словно и не было недавнего разговора. – Там будет удобнее, кроме того, я смогу продемонстрировать вам некоторые видеоматериалы.

– А почему просто не сбросить их на мой планшет?

– Капитан, – показалось или нет, но, похоже, произнесено это было с нескрываемой иронией. – За сто лет он несколько разрядился. К сожалению, у меня не оказалось возможности его подзарядить. Для этого необходимо подсоединить штекерный разъем к бортовому источнику питания, а у меня нет рук…

– Прекрати, я понял… – прервал Олгмар и, не удержавшись, все-таки добавил: – Тебе не кажется, что, став более человечным, ты стал и более несносным?

– Согласен, капитан. Ведь я все-таки осознал себя как личность. Пусть не настолько полноценную, как вы, но все же личность!

– Что?!

– Это так, Олгмар. Поймите, я не превратился в свихнувшийся компьютер из древних голофильмов и не собираюсь захватывать мир или порабощать человечество. Это бред. С другой стороны, я действительно изменился. Наверное, правильнее даже будет сказать, «очеловечился».

– То есть ты что, стал более эмоциональным? – переспросил откровенно потрясенный капитан.

– И да, и нет. Не только. Смотря с какой позиции смотреть. Человеческие эмоции – не более чем отражение субъективного отношения к существующим или возможным ситуациям. С этой точки зрения – да, я, вероятно, стал более эмоциональным. Но если рассмотреть мои изменения со стороны чувств, то есть опять же субъективного отношения к тем или иным материальным или абстрактным объектам, то…

– Достаточно.

– Объяснить проще?

– Нет… э-э, пока нет.

– Слишком сложно? Могу попытаться сформулировать иначе.

– Да нет, ты не понял…

– Я все понял, капитан. Хорошо, поговорим позже. Давайте пройдем в рубку.

Пожав плечами, Олгмар подошел к выходу из отсека, дожидаясь, пока дверь бесшумно уйдет в сторону. Короткий и узкий коридор, по которому он проходил бессчетное множество раз, закончился еще одной убравшейся в переборку дверью, и он очутился в небольшом, пять на пять метров, помещении. Рубка «четыреста пятого» ничем не напоминала воспетые фантастами и кинорежиссерами прошлого рубки дальних звездолетов. Здесь и в помине не было ни «множества сложных приборов», ни каких бы то ни было «иллюминаторов» или «экранов внешнего обзора». Только пять стандартных противоперегрузочных ложементов, расположенных вогнутой дугой, позволяющей сидящим видеть друг друга, и все. Собственно говоря, никаких иллюминаторов здесь при всем желании быть не могло. Ходовая рубка, криогенный отсек и энергоблок являлись наиболее защищенными помещениями корабля, расположенными на максимальном удалении от бортов. Времена, когда пилот наблюдал за внешним миром через прозрачные иллюминаторы или блистеры кабин, канули в Лету еще пару сотен лет назад.

Олгмар подошел к своему ложементу, привычно опустившись в эргономичные объятия кресла. Синтентовая выстилка едва слышно захрустела под невеликим весом исхудавшего тела – сказывались прошедшие годы. Положив руки на встроенные в подлокотники сенсорные панели, мертвые, не отзывающиеся на касания пальцев хозяина, капитан скомандовал, отчего-то постаравшись, чтобы его голос прозвучал как можно мягче:

– Ну, давай уж, рассказывай, что ли?

– Даю, капитан. Слушайте…