Читаем Дорога домой полностью

Дорога домой

Продолжает трудиться лесокомбинат в Игарке — «кормилец и поилец» заполярников. На острове Полярном (Самоедском) зимой и летом напряженно работает игарский аэропорт, много теплоходов и самоходных грузовых судов приходит летом в Игарку, почти исчезло слово, корябающее ухо, «вербованные».

Изменений, видимых и невидимых глазу, много. И вот одно из них — на улицах мало народу. Город, который кипел ребятней, звенел их голосами и смехом, почти пуст, в особенности вечером, а «вечер» тут всю зиму. И взрослые, и дети смотрят телевизор.

Не стало в городе драмтеатра, он переехал в Норильск, на пути потеряв имя Веры Пашенной. Стал он называться именем Маяковского. Лениво посещаются и кинотеатры, Дворец культуры лесопилыциков, поугасла творческая жизнь в городе и в школах, тяжелый вред нанесен окружающей природе, столь здесь ранимой.

Но по-прежнему Игарка остается в крае, да наверное и в стране, одним из самых читающих городов.

Шел я по улице Таймырской и почти уткнулся в утонувший в сугробах домик, к крыльцу которого протоптаны глубокие тропинки. Что-то знакомое мне в нем почудилось. Оказалось — это старая библиотека. Детская. Ныне — филиал детской городской библиотеки. Зашел в помещение. Сухое печное тепло в библиотеке, деревянные стены побелены известкой. Тишина. От окон, заваленных снегом, сочится полусумрак. Так и тянет, как в детстве, сесть за стол, прочесть страницу-другую и задремать в этом книжном уютном царстве.

Книги в библиотеке сплошь изношенные, Хорошо это. Читают игарские дети, хотя по нынешним временам, быть бы книжному фонду здесь и побогаче не мешало.

…Самолет взмыл над островом, над протокой, медленно поднимается над городом «в гору», и все уютней, прибранней и сиротливей смотрится сверху далекий порт, приютившийся в устье Игарской (Губенской) протоки. «Сиротливость» его от зимы, от бескрайности Заполярья. Верится, через месяц-два вскроется лед на Енисее, прибудут сюда морские суда за экспортным пиломатериалом, по Енисею пойдут теплоходы, самоходки, наверное скоро и «метеоры» в Заполярье прорвутся.

Жизнь идет. Продолжается освоение Севера. Строятся новые города, осуществляются дерзкие замыслы человека, и верится, что новые поколения юных игарчан осуществят давно возникший замысел — напишут и составят продолжение славной книги «Мы из Игарки». Им есть о чем поведать потомкам.

₁₉₈₇

Тоска по тундре

О стихах Владимира Романенко

Бродячий дух стихотворца вечен и неистребим. И в каждом уголке земном, у каждого костерка, привала, деревца, цветка, лесной избушки, речного бережка — остается кусочек его души. И он, этот кусочек, что неистлевающий уголек, греет сердце поэта, не дает угаснуть воспоминанию, озаряет звуком, наполняет душу тем, всем тем, что зовется блаженством и чувством красоты.

Я прошел очень много дорог,Для меня они — вера и боги,Я не помню, чтоб встав на порог,Не подумал о новой дороге.

Владимира Романенко с Украины занесло аж в Заполярье, на Таймыр, где он, выполняя продовольственную программу, в очередной раз намеченную мудрой партией и не менее мудрым правительством, ловил рыбу у порога на реке Хантайке, зимогорил, перемогал одиночество, постоянно ждал гостей, и они его не объезжали и не облетали. Человек общительный, по-хохлацки бурный, горластый, он без людей не мог обходиться и, когда его постигало одиночество, выговаривался, иногда и выпевался в стихах, где ясно проступала, светло звучала тоска по ридной Украине. Из этой вот тоски, умения любить жизнь, помнить, откуда ты родом, мыслить и разрешать вечный вопрос: зачем ты здесь, на этой Хантайке и вообще на земле присутствуешь, и родился лучший в сборнике «таймырский» цикл стихов. Но Романенко не был бы хохлом, если б не бурлил и не откликался, локтем в бок не ширял дорогую действительность, не язвил бы по поводу современной жизни, перестройки и всех предряг, происходящих с современным человеком, при этом как-то так выходит, что под перо его попадает больше сосед дорогой — его он разит сатирой, видимо, из чувства братского, памятуя о такой еще недалекой, горячей дружбе народов, которая по старому еще анекдоту, заключалась в том, что настоящая дружба — это когда все дружные народы, объединившись, идут бить русских.

Но Романенко-то, стихотворцу уж никуда от «уз» не деться — он по Руси поколесил, много водки с узкоглазыми северянами выпил, но и с широкогорлыми Иванами тоже, глубоко врос в язык и почву нашенскую, прежде всего сибирскую. И петь ему две земли, и славить два народа, и тосковать по тундре двумя сердцами.