Дорога домой

— Туда! Называются эти уроды «Дети Воскресения Христова»[2]. Приползли из Америки, черти б их взяли! Молятся, поют, Янка туда вообще сначала ходила английский изучать. Но ты понимаешь, какая засада? Они этот английский изучают на библейских текстах! А после уроков — чай с печеньем и душеспасительной беседой! Сначала она просто смеялась. Потом там задерживаться начала. А уж потом…

— потом — это до или после смерти матери? — вдруг напрягся мой любимый.

Катя задумалась.

— Сложно сказать.

— Сколько она уже туда ходит?

— Года два.

— Хм-м…

— И что ты этим хочешь сказать?

— пока — ничего. Пока мы не посмотрим на эту секту, я не смогу сказать, где причина, а где следствие.

— Мы?! Посмотрим?!

— А что — ты ее так бросишь?

— Любовь моя, и кто из нас двоих больший филантроп? Ты или я?

— Эвин. Ты посмотри, как он глядит на девочку.

Я перевела взгляд на оборотня, который, пользуясь паузой, подносил к Катиным губам стакан с водой и уговаривал выпить.

— Не поняла?

— И очень жаль. Она ему очень понравилась.

— Катьке только этого и не хватало?

— Чего?

Я задумалась. Действительно — чего? Интрижки? Да о чем может идти речь? Если Эвин здесь будет еще неделю — от силы. А потом мы удерем на родину. В мир магии. Ничего они толком не успеют. Ни влюбиться, ни жениться…

А бросить девчонку в такой ситуации действительно некрасиво. Нам-то ее проблемы и гроша ломанного не стоят! Поможем и не заметим.

— Дорогая, а как насчет не быть затычкой в каждой бочке?

Я пожала плечами, глядя на то, как Эвин подсовывает Катерине сухое печенье.

— А чем нам тут еще заниматься целую неделю? С ума сойдешь от скуки!

— Действительно. Но может быть, здесь есть кружки шитья? Или вышивания?

— А ты собрался шить? И что же?

— Я? Любовь моя, а ты вообще-то в курсе, что невеста в Элварионе обязательно должны вышить сорочку в подарок жениху. И сама ее сшить, конечно!

Я хлопнула ресницами. Вот тебе раз? Элвары? Вышивание?

— Так мы же от эльфов тоже происходим!

— И что же? Две другие-то части шитьем не увлекаются?

Да и вообще. Я бы скорее представила, как элварская невеста дарит своему жениху пояс с ножом. Или сам нож. Или меч… Короче, что-нибудь крутое и боевое. И что мне теперь делать? Ежели надо? А я даже носки толком штопать не научилась. Вечно у меня такой авангард получается, что самой страшно. Один раз носок к пятке пришила, у другого горловину заштопала намертво…

От мрачных размышлений меня отвлекло тихое хрюканье. Терн не смеялся в голос только потому, что боялся переполошить половину улицы.

Разыграл?!

Ах ты… ты… да я тебя сейчас… ну, погоди у меня!!!

Клыкастый мерзавец увернулся от подзатыльника и послал мне воздушный поцелуй.

— Выходи за меня замуж и отрави мне оставшиеся три тысячи лет жизни?

— Я тебе… Я тебя!!! Я тебе штаны зашью!!! Намертво!!! Я тебе пояс верности крестиком вышью!!! Ну, попадись ты мне только!!!

Мои попытки догнать увертливого элвара оборвал Керрон, который сгреб меня в охапку и приподнял над землей.

— Ёлка, бить Его Величество на глазах у верноподданных — это плохой пример.

— А вам самим ему ни разу настучать не хотелось?

— И подстрекать к революции — тоже.

— Гады, — заключила я. — Сговорились?

— Мы тебя тоже все любим.

— Исключительно платонически, я надеюсь?

— можешь даже не надеяться, — Терн принял меня из рук телохранителя. — Кому ты еще такая колючая нужна кроме меня?

Я скорчила ему рожицу, но драться не стала. Вот уж действительно, кто бы меня еще терпел, такую?

— Я тебя просто люблю.

— и я тебя…

Кто сказал? Кто ответил? Разве это важно, когда любишь? Поцелуй оборвал Эвин.

— Ёлка, ты вообще-то с подругой разговариваешь — или с мужем дерешься?

— А что — одно другому мешает?

— Ёлка? — удивилась Катя.

— Да. И если тебе не сложно, так меня и называй. Я привыкла.

— Хорошо… Ёлка.

— а теперь рассказывай дальше.

Рассказывать было почти нечего. Янка стала фактически неуправляемой. Поносила цитатами из библии, загадила всю квартиру иконками и прочей пакостью, отказалась от косметики и коротких юбок и строго вычитывала за это дело сестре и матери. В основном сестре. Мать ее слушать просто отказалась. Подрастешь — поумнеешь. А пока — брысь!